Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

Часть шестая

ПАССИОНАРНОСТЬ В ЭТНОГЕНЕЗЕ,
ПОСВЯЩЕННАЯ ОПИСАНИЮ ПРИЗНАКА, БЕЗ КОТОРОГО НЕ ЗАЧИНАЮТСЯ И НЕ ИДУТ ПРОЦЕССЫ ЭТНОГЕНЕЗА, А ТАКЖЕ ПОСВЯЩЕННАЯ ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЕГО ЗНАЧЕНИЯ ДЛЯ ЭТНИЧЕСКИХ СИСТЕМ И СТЕПЕНИ ИХ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО НАПОЛНЕНИЯ КАК МЕРЫ АКТИВНОСТИ И СОПРОТИВЛЯЕМОСТИ ВНЕШНИМ ВОЗДЕЙСТВИЯМ

XXII. Этногенный признак, или "фактор икс"

ВОТ ОН, "ФАКТОР ИКС"

А теперь прошу читателя принять мои извинения за то, что я так долго бродил вместе с ним через "дебри и пустыни" сюжетов географических, биологических, этнографических, а не сказал прямо, в чем секрет. Ведь читатель просто мне не поверил бы! Он сказал бы: "Но это же вполне ясно. Этнос определяется языком, расой, географической средой, социальными отношениями, самосознанием, процессом эволюции или комбинацией их всех, или нескольких перечисленных факторов, которые можно выбрать по вкусу". И это мнение не только дилетантов, но и многих профессионалов, хотя оно при каждой попытке применить его к практике анализа этногенеза оказывается несостоятельным.

Моей задачей было показать, что не только любой из перечисленных факторов, но и любая их комбинация не дают возможности построить гипотезу, т.е. непротиворечивое объяснение всех известных в данное время фактов этногенеза, хотя число строго фиксированных фактов отнюдь не беспредельно. Отсюда вытекает, что предлагавшиеся решения были несовершенны. Следовательно, возникает право на поиск решения нового, т.е. построения оригинальной гипотезы. Любая гипотеза, чтобы быть принятой, должна объяснять все известные факты. Однако превращение гипотезы в теорию - очень сложный процесс, так что установить момент этого качественного перехода ни один ученый не вправе. Его задача иная: изложить свою точку зрения и представить ее обоснование на суд современников и потомков.

Под психологией на организменном уровне ныне понимают физиологию высшей нервной деятельности, с учетом гормональных воздействий, которая проявляется в поведении людей.

Индивидуальная психология часто интегрируется в системы высших порядков: социальную и этническую психологию, но при нашей постановке вопроса размеры системы дела не меняют. Поэтому для нашего анализа небезразличны мотивации поступков отдельных людей, ибо из них слагаются этнические стереотипы поведения.

Этнопсихология в отличие от психологии изучает мотивы поведения систем на популяционном уровне, т.е. на порядок выше организменного, который тоже система, и достаточно сложная. В прямом наблюдении этнопсихология для нас недоступна, но ее функция - этническое поведение легко воспринимаемо и ощущаемо.

Как писали К. Маркс и Ф. Энгельс: "Никто не может сделать что-нибудь, не делая этого ради какой-либо из своих потребностей и ради органа этой потребности"[1]. Потребности человека поддаются классификации, для коей предложено много ступеней дробности, нам не нужных[2]. Для целей нашего анализа целесообразно ограничиться делением на две группы, имеющие разные знаки. Первая - это комплекс потребностей, обеспечивающих самосохранение индивидуума и вида - "потребности нужды"; вторая - мотивы иного рода, благодаря которым происходит интеллектуальное освоение непознанного и усложнение внутренней организации - "потребности роста"[3], то, что Ф. М. Достоевский описал в "Братьях Карамазовых" как "потребность познания", ибо "тайна человеческого бытия не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить", и при этом "устроиться непременно всемирно", потому что человеку нужна общность идеалов - то, что мы бы назвали этнической доминантой. Но ведь последняя не возникает сама по себе, а появляется и меняется вместе с фазами этногенеза, т.е. является функцией искомого "фактора икс". Теперь мы почти у цели.

Условия, в которых начинаются процессы этногенеза, весьма вариантны. Но вместе с тем всегда наблюдаются более или менее единообразное их дальнейшее протекание, иногда нарушаемое внешними воздействиями. Если же мы, стремясь вскрыть глобальную закономерность, используем постоянную фазовую схему процесса и пренебрежем внешними точками как случайными помехами, то неизбежно придем к выводу о наличии единой причины происхождения всех этносов на земном шаре. Это будет тот самый "фактор икс", который следует вынести за скобки как искомый инвариант.

Чтобы убедиться, что нами обнаружена именно та величина, которая является импульсом этногенеза, мы должны показать, что при учете ее укладываются в одну схему три отмеченные выше классификации: а) этнологическая, учитывающая деление на "антиэгоистов" и "эгоистов"; b) географическая, описывающая отношение к ландшафту и с) историческая, характеризующая закономерное умирание этнического сообщества, прошедшего фазы подъема и упадка. Совпадение трех линий корректирует правильность предложенной концепции и раскрытия "фактора икс".

Станем на путь "эмпирического обобщения". Посмотрим, какой момент присутствует во всех началах этногенеза, как бы разнообразны они ни были. Как мы видели, формирование нового этноса всегда связано с наличием у некоторых индивидов необоримого внутреннего стремления к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного, причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни[4]. Такое, безусловно, редко встречающееся явление есть отклонение от видовой нормы поведения, потому что описанный импульс находится в оппозиции к инстинкту самосохранения и, следовательно, имеет обратный знак. Он может быть связан как с повышенными способностями (талант), так и со средними, и это показывает его самостоятельность среди прочих импульсов поведения, описанных в психологии. Этот признак до сих пор никогда и нигде не описывался и не анализировался. Однако именно он лежит в основе антиэгоистической этики, где интересы коллектива, пусть даже неверно понятые, превалируют над жаждой жизни и заботой о собственном потомстве. Особи, обладающие этим признаком, при благоприятных для себя условиях совершают (и не могут не совершать) поступки, которые, суммируясь, ломают инерцию традиции и инициируют новые этносы.

Особенность, порождаемую этим генетическим признаком, видели давно; больше того, этот эффект даже известен как страсть, но в повседневном словоупотреблении так стали называть любое сильное желание, а иронически - просто любое, даже слабое влечение. Поэтому для целей научного анализа мы предложим новый термин-пассионарность [5] (от лат. Passio, ionis, f.), исключив из его содержания животные инстинкты, стимулирующие эгоистическую этику и капризы, являющиеся симптомами разболтанной психики, а равно душевные болезни, потому что хотя пассионарность, конечно, - уклонение от видовой нормы, но отнюдь не патологическое. В дальнейшем мы уточним содержание понятия "пассионарность", указав на ее физическую основу.

Ф.ЭНГЕЛЬС О РОЛИ СТРАСТЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ

Энгельс ярко описывает силу страстей человеческих и их роль в истории: "...цивилизация совершила такие дела, до каких древнее родовое общество не доросло даже в самой отдаленной степени. Но она совершила их, приведя в движение самые низменные побуждения и страсти людей и развив их в ущерб всем их остальным задаткам. Низкая алчность была движущей силой цивилизации с ее первого до сегодняшнего дня; богатство, еще раз богатство и трижды богатство, богатство не общества, а вот этого отдельного жалкого индивида было ее единственной определяющей целью. Если при этом в недрах этого общества все более развивалась наука и повторялись периоды высшего расцвета искусства, то только потому, что без этого невозможны были бы все достижения нашего времени в области накопления богатства"[6].

Эта мысль пронизывает ткань работы Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". Он указывает, что именно "алчное стремление к богатству" привело к возникновению антагонистических классов[7]. Говоря о падении родового строя в обществе (в том обществе, где функционирующие этносы находятся, по нашему мнению, в фазе гомеостаза), Энгельс писал: "Власть этой первобытной общности должна быть сломлена, - и она была сломлена. Но она была сломлена под такими влияниями, которые прямо представляются нам упадком, грехопадением по сравнению с высоким нравственным уровнем старого родового общества. Самые низменные побуждения - вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждениям, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния - являются восприемниками нового цивилизованного классового общества; самые гнусные средства-воровство, насилие, коварство, измена-подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят его к гибели"[8].

Так смотрел Энгельс на прогрессивное развитие человечества. Алчность же - эмоция, коренящаяся в сфере подсознания, функция высшей нервной деятельности, лежащая на грани психологии и физиологии. Равноценными эмоциями являются жадность, страсть к наслаждениям, скаредность, корысть, упоминаемые Энгельсом, а также властолюбие, честолюбие, зависть, тщеславие. С обывательских позиций, это "дурные чувства", нос философских-"дурными" или "хорошими" могут быть только мотивы поступков, причем сознательные и свободно выбранные, а эмоции могут быть только "приятными" или "неприятными", и то смотря какие поступки они порождают. А поступки могут быть и бывают самые различные, в том числе объективно полезные для коллектива. Например, тщеславие заставляет артиста добиваться одобрения аудитории и тем совершенствовать свой талант. Властолюбие стимулирует активность политических деятелей, подчас необходимую для государственных решений. Жадность ведет к накоплению материальных ценностей и т.д. Ведь все эти чувства - модусы пассионарности, свойственной почти всем людям, но в чрезвычайно разных дозах. Пассионарность может проявляться в самых различных чертах характера, с равной легкостью порождая подвиги и преступления, созидание, благо и зло, но не оставляя места бездействию и спокойному равнодушию.

Столь же категорично высказывался и Гегель в своих лекциях по философии истории: "Мы утверждаем, что вообще ничто не осуществлялось без интереса тех, которые участвовали своей деятельностью, и так как мы называем интерес страстью, поскольку индивидуальность, отодвигая на задний план все другие интересы и цели, которые также имеются и могут быть у этой индивидуальности, целиком отдается предмету, сосредоточивает на этой цели все свои силы и потребности, - то мы должны вообще сказать, что ничто великое в мире не совершается без страсти"[9].

В цитированном описании социопсихологического механизма, несмотря на всю его красочность, есть немаловажный дефект. Гегель сводит страсть к "интересу", а под этим словом в XIX в. понималось стремление к приобретению материальных благ, что заранее исключает возможность самопожертвования. И не случайно, что некоторые последователи Гегеля стали исключать из мотивов поведения исторических персон искренность и бескорыстную жертвенность ради предмета своей страсти. Такая вульгаризация, к сожалению, ставшая общим заблуждением, вытекает из нечеткости формулировки немецкого философа.

Но классики марксизма преодолели этот рубеж. В ответ на воинствующую банальность филистеров, усмотревших во всех поступках людей только бескрылый эгоизм, они выдвинули концепцию опосредованной детерминированности, оставляющей место разнообразию проявлений человеческой психики.

Вспомним еще раз, что писал Ф. Энгельс в письме к И. Блоху от 21-22 сентября 1890 г.: "согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу"[10]. Да, идеи - это огни в ночи, манящие к новым и новым свершениям, а не вериги, сковывающие движения и творчество. Уважение к предшественникам состоит в том, чтобы продолжить их подвиг, а не забывать о том, что они сделали и для чего.

XXIII. Образы пассионариев

НАПОЛЕОН

Поручик артиллерии Наполеон Бонапарт в молодости был беден и мечтал о карьере. Это банально, и потому понятно. Благодаря личным связям с Огюстеном Робеспьером он был произведен в капитаны, после чего взял Тулон и, став в результате этого генералом, в октябре 1795 г. подавил мятеж роялистов в Париже. Карьера его была сделана, но богатства она ему не принесла, равно как и брак с красавицей Жозефиной Богарне. Однако уже итальянская кампания сделала Бонапарта богачом. Так что остальную жизнь он мог бы прожить не трудясь. Но что-то потянуло его в Египет, а потом толкнуло на стремительный риск 18-го брюмера. Что? Властолюбие, и ничто иное! А когда он стал императором французов, разве он успокоился? Нет, он принял на себя непомерную тяжесть войн, дипломатии, законодательной работы и даже предприятий, которые отнюдь не диктовались истинными интересами французской буржуазии, вроде испанской войны и похода на Москву.

Конечно, Наполеон всякий раз по-разному объяснял мотивы своих поступков, но действительным источником их была неуемная жажда деятельности, не оставившая его даже на острове Св. Елены, где он написал свои мемуары только потому, что не мог находиться без дела. Для современников стимул деятельности Наполеона оставался загадкой. И недаром парижские буржуа приветствовали русскую армию, вступавшую в Париж в 1814 г., возгласами: "Мы не хотим войны, мы хотим торговать".

И действительно, король-буржуа Луи Филипп, выполнявший социальный заказ растущего французского капитализма, прекратил ставшую традицией войну с Англией и перенес

деятельность своих воинственных подданных в Алжир, ибо это было выгоднее, безопаснее и не затрагивало большинства французов, желавших мира и покоя. Но почему Наполеон после Амьенского мира не поступил так же? Поскольку он был не Луи Филипп, то парижские лавочники не могли ему ничего приказать. Они только удивлялись, зачем император вечно стремится воевать. Точно так же Александра Македонского не понимали даже его "друзья", как называли ближайших сподвижников царя-завоевателя.

АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ

Александр Македонский имел по праву рождения все, что нужно человеку: пищу, дом, развлечения и даже беседы с Аристотелем. И тем не менее он бросился на Беотию, Иллирию и Фракию только потому, что те не хотели помогать ему в войне с Персией, в то время как он якобы желал отомстить за разрушения, нанесенные персами во время греко-персидских войн, о которых успели забыть сами греки[11]. А потом, после победы над персами, он напал на Среднюю Азию и Индию, причем бессмысленность последней войны возмутила самих македонян. После блестящей победы над Пором "те, кто посмирнее, только оплакивали свою участь, но другие твердо заявляли, что они не пойдут за Александром..." (Арршш. V. 26). Наконец, Кен, сын Полемократа, набрался смелости и сказал: "Ты видишь сам, сколько македонцев и эллинов ушло с тобой и сколько осталось. Эллины, поселенные в основанных тобой городах, и те остались не совсем добровольно... Одни погибли в боях, другие... рассеялись кое-где по Азии. Еще больше умерло от болезней; осталось немного, и у них уже нет прежних сил, а духом они устали еще больше. Все, у кого еще есть родители, тоскуют о них; тоскуют о женах и детях, тоскуют по родной земле, и тоска по ней простительна им: они ушли бедняками и теперь, поднятые тобой, они жаждут увидеть ее, став видными и богатыми людьми. Не веди солдат против их воли" (Арриан. V. 27). Это точка зрения умного и делового человека, учитывающего и выражавшего настроения войска. Нельзя не признать, что по всем соображениям реальной политики Кен был прав, но не его разум, а иррациональность поведения Александра сыграла важную роль в возникновении того явления, которое мы называем "эллинизм" [12] и роль которого в этногенезе Ближнего Востока не вызывает никаких сомнений.

В этой связи для нас любопытна речь самого царя, доводы, которыми он соблазнял воинов продолжать поход. Перечислив свои завоевания, Александр заявил: "Людям, которые переносят труды и опасности ради великой цели, сладостно жить в доблести и умирать, оставляя по себе бессмертную славу... Что совершили бы мы великого и прекрасного, если бы сидели в Македонии и считали, что с нас хватит жить спокойно: сохранять свою землю и только отгонять от нее соседей... которые нам враждебны?" (Арриан. V. 26-27). Вот программа человека, ставящего славу выше собственного благополучия и интересов своей страны. При этом "сам он пренебрегал усладами, на деньги для собственных удовольствий был очень скуп, но благодеяния сыпал щедрой рукой" (Арриан. VII. 28). И пирушки он, по словам очевидца Аристобула, устраивал ради друзей, а сам пил мало (Арриан. VII. 29). Да ведь ради удовольствия на войну не ходят! А его солдатам совсем не хотелось воевать с индусами, тем более что награбленное добро при тех средствах транспорта было невозможно доставить домой. Однако они воевали, да еще как!

Вряд ли стоит искать причину, толкнувшую македонского царя в поход, в стремлении к приобретению рынков для торговых городов или к уничтожению финикийской конкуренции. Афины и Коринф, которые только что были покорены силой оружия, продолжали оставаться врагами Македонии, а жертвовать собой ради врага уж вовсе бессмысленно. Так что мотивы поведения Александра приходится искать в его собственном характере. Два качества, доведенные до крайности, отмечают у Александра и Арриан, и Плутарх: честолюбие и гордость, т.е. проявления описанной нами пассионарности. Этого избытка энергии оказалось достаточно не только для победы, но и для того, чтобы принудить своих подданных вести войну, которая была им не нужна.

Конечно, многие соратники Александра - Пердикка, Клит, Селевк, Птомемей и другие - тоже обладали пассионарностью и искренне соучаствовали в деле своего царя, благодаря чему удалось увлечь в поход простых македонян и греков. Не один человек, а целая группа пассионарных людей в составе македонской армии смогла сломить персидскую монархию и создать на ее месте несколько македонских царств и даже новый этнос - сирийский. Сами же македоняне и персы преобразились в новых условиях до неузнаваемости, став добычей римлян и парфян.

Но, может быть, именно идея совмещения Эллады с Востоком толкнула Александра на его подвиги? Нет, он обучался философии у Аристотеля, а последний его такому не учил. Да и хронологически эта идея возникла не до, а после завоевания Персии, иначе не был бы сожжен дворец в Персеполе. Компромисса не ищут, уничтожая шедевры искусства побежденного народа.

Итак, пассионарность - это способность и стремление к изменению окружения, или, переводя на язык физики, - к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Импульс пассионарности бывает столь силен, что носители этого признака - пассионарии не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Это очень важное обстоятельство, указывающее, что пассионарность - атрибут не сознания, а подсознания, важный признак, выражающийся в специфике конституции нервной деятельности. Степени пассионарности различны, но для того чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т.е. это признак не только индивидуальный, но и популяционный.

ЛЮЦИЙ КОРНЕЛИЙ СУЛЛА

Проверим правильность описания обнаруженного признака на нескольких других персонах. Люций Корнелий Сулла, римский патриций, имел и нобиль, имел дом в Риме, виллы в его окрестностях и много рабов и клиентов. Подобно Александру, он не испытывал недостатка ни в яствах, ни в развлечениях. Что же толкнуло его в войско Мария, которого он презирал и ненавидел? И ведь он не ограничился службой штабного офицера, он участвовал в боях и, рискуя жизнью, схватил Югурту, чтобы привезти его в Рим и обречь на голодную смерть в Мамертинской тюрьме. За все эти подвига он получил только одну награду: шатаясь по форуму и болтая с приятелями, он мог называть Мария бездарным болваном, а себя героем. Этому верили многие, но не все; тогда Сулла снова полез в драку, выдержал поединок с вождем варваров, вторгшихся в Италию, убил его и... стал хвастаться еще больше. Но и этого ему показалось мало. Мария он, допустим, превзошел, но оставалась память об Александре. Сулла решил покорить Восток и прославить себя больше македонского царя. Тут ему сказали: "Хватит! Дай поработать и другим!" Казалось бы, Сулла должен был быть доволен: его заслуги перед Римской республикой признаны, дом - полная чаша, все кругом уважают и восхищаются - живи да радуйся! Но Сулла поступил иначе: возмутил легионы, взял приступом родной город, причем шел на баррикады без шлема, чтобы вдохновите своих соратников, и добился, чтобы его послали на очередную нелегкую войну. Что его толкало? Очевидно, стремления к выгоде не было. Но, с нашей точки зрения, внутренний нажим пассионарности был сильнее инстинкта самосохранения, и уважения к законам, воспитанного в нем культурой и обычаем. Дальнейшее - просто развитие логики событий, то, что во времена А. С. Пушкина называлось "силою вещей" (хороший забытый термин). Это уже относится полиостью к исторической науке, которая подкрепляет этнологию. Марий в 87 г. до н.э. выступил против Суллы с войском из ветеранов и рабов, которым была обещана свобода. Его поддержал консул Цинна, привлекший на сторону популяров-италиков, т.е. угнетенные этносы. Взяв Рим, Марий приказал самому гуманному из своих полководцев перебить воинов из рабов, ибо опора на них его компрометировала. И 4 тыс. человек были зарезаны во время сна своими боевыми товарищами. Расправа сия показала, что популяры, при всей их демократической декламации, мало отличались от своих противников - оптиматов.

Но все же отличие было: Сулла тоже мобилизовал в свое войско 10 тыс. рабов, но после победы наградил их земельными участками и римским гражданством. Различие между Марием и Суллой больше определяется личными качествами, нежели программами партий. При этом, в отличие от Александра, Сулла не был честолюбив и горд, ибо сам отказался от власти, как только почувствовал себя удовлетворенным. Он был крайне тщеславен и завистлив, но эти качества - только проявления пассионариости. И опять-таки подчеркнем, что успех Суллы зависел не только от его личных качеств, но и от контакта с окружением. Его офицеры - Помпей, Лукулл, Красе и даже некоторые легионеры были тоже пассионарны, чувствовали и действовали в унисон с вождем. Иначе Сулла не стал бы диктатором Рима.

ЯН ГУС, ЖАННА Д'АРК И ПРОТОПОП АВВАКУМ

Бывает и так, что пассионарий не приносит своих близких в жертву собственным страстям, а жертвует собой ради их спасения или ради идеи. Пример такого искреннего служения показал Ян Гус, профессор Пражского университета, заявивший: "Я говорил и говорю, что чехи в королевстве Чешском по закону... и по требованию природы должны быть первыми в должностях, так же как французы во Франции и немцы в своих землях..." Однако жертва Гуса в Констанце была бы бесплодна, если бы не Жижка и братья Прокопы, студенты Пражского университета, горожане и рыцари, крестьяне и чешские священники, выбросившие из окна ратуши Нового Города (район Праги) бургомистра и немецких советников бездарного короля Вацлава IV из династии Люксембургов. Они были обуреваемы гневом и мстили за несправедливый приговор своему ректору, преданному и сожженному немцами.

Бели же в приведенных примерах Наполеона, Александра Македонского и Люция Корнелия Суллы есть соблазн с большими натяжками увидеть "героев, ведущих толпу", то здесь, при аналогичных сочетаниях событий, очевидно, дело не в личном "героизме", а в создании этнической доминанты, которая организует пассионарность системы и направляет ее к намеченной цели. Ведь известно много случаев, когда героический и патриотичный вождь не мог побудить сограждан взять в руки оружие для того, чтобы защитить себя и свои семьи от жестокого врага. Достаточно вспомнить Алексея Мурзуфла, сражавшегося на стенах Константинополя против крестоносцев в 1204 г. Вокруг Алексея была только варяжская дружина и несколько сот добровольцев; все они были убиты. А 400-ты-сячное население Константинополя позволило крестоносцам жечь и грабить свой город. Вот где разница между ролью предводителя и возможностями этноса, определяемыми уровнем пассионарности.

Еще более показательны события, происшедшие в Риме в 41 г. Режим, установленный Августом, превратил все республиканские законы в фикцию, пышную декорацию, прикрывавшую произвол принцепса. При Тиберии и особенно при Калигуле вошли в моду жестокие расправы с богатыми людьми, имущество которых пополняло императорскую казну. Кроме того, Калигула страдал припадками паранойи, во время которых приказывал медленно убивать любого попавшегося на глаза или того, кого он случайно вспомнил. В эпоху республики такого никто не смог бы даже вообразить, но гражданские войны унесли так много пассионариев, что сенаторы и всадники только дрожали и ждали смерти. Однако нашлись два храбрых человека: Кассий Херея и Корнелий Сабин, убившие злодея. Сенат мог взять власть, принадлежащую ему по закону: но большая часть сенаторов разбежалась по домам, народ толпился на площади, а потом рассеялся; телохранители императора - германцы, увидев его убитым, ушли; и переворот не состоялся.

Какой-то солдат нашел перепуганного дядю Калигулы, Клавдия, привел его к своим товарищам, и те объявили его императором за уплату 15 тыс. сестерций на каждого легионера. А в сенате шла "разноголосица"[13], пока все когорты не примкнули к Клавдию. Заговорщики-республиканцы были казнены, и деспотическая власть восстановлена.

Вот и вожди были "героями", и "толпа" была многочисленна, но система римского этноса лишилась того энергетического наполнения пассионарностью, которое сделало римский народ победителем всех соседей, а город Рим - столицей полумира. Легионерам даже не пришлось побеждать, ибо никакого сопротивления они не встретили.

Но вернемся к чехам, потерявшим ректора Пражского университета. Чехи были похожи не на римлян времен Принципата, а на римлян эпохи Мария и Суллы. Конечно, Гус был хорошим профессором и пользовался популярностью среди студентов-чехов, но влияние его на все слои чешского этноса невероятно возросло после его мученической кончины. Не "герой", а его тень, ставшая символом этнического самоутверждения, подняла чехов и бросила их на немцев, да так, что рыцарские ополчения Германии и Венгрии панически бежали перед отрядами чешских партизан. И нельзя сказать,

что чехов вдохновили идеи пражского профессора. Гус защищал учение английского священника Виклифа, а его последователи... одни требовали причащения из чаши - т.е. возврата к православию; другие - национальной церкви без разрыва с папством; третьи отрицали необходимость иерархии; четвертые объявили себя "адамитами", бегали, раздевшись донага, и отрицали вообще все (этих безумцев истребили сами чехи).

Не позитивная программа, а негативная этническая доминанта - "бей немцев" и за то, что они католики, и за то, что они дворяне, и за то, что они крестьяне, лишенные защиты, и за то, что они богатые бюргеры, за счет которых можно поживиться... короче говоря, за что угодно, - дала чехам по-беду в двадцатилетней (1415-1436) войне. Но какой ценой? Чехи потеряли большую часть населения; Саксония, Бавария и Австрия - около половины; Венгрия, Померания и Бранденбург - значительно меньше, но тоже изрядно.

Чехия отстояла свободу и культуру, но только путем междоусобной войны. При Липанах утраквисты-чашники разгромили табористов-протестантов и расправились с ними беспощадно. После этого возникла возможность заключения мира с немцами. Политику терпимости на базе усталости осуществил король Георгий Подебрад (1458-1471).

Хотя этот краткий обзор показывает, что пассионарность - стихийное явление, тем не менее оно может быть организовано той или иной этнической доминантой. (Этнической доминантой мы называем явление или комплекс явлений - религиозный, идеологический, военный, бытовой, который определяет переход исходного для процесса этногенеза этнокультурного многообразия в целеустремленное единообразие.) Но она может и расплескаться, не слившись в единый поток; именно это случилось в Чехии в XV в.

Сходно, но не совсем, произошло в те же годы освобождение Франции от власти английского короля Генриха VI и его союзников-бургундцев, которые стремились оторваться от Франции, несмотря на то что их герцоги носили фамилию Валуа. Жанна д'Арк, лотарингская девушка, говорившая по-французски с немецким выговором, никогда не спасла бы ни Орлеана, ни короля, ни родину, если бы ее окружали только прохвосты - придворные дофина и его фаворитки Агнессы Сорель, и не было бы ни Дюнуа с Ля Гиром, ни маршала Буссака, ни капитана Поитона де Сантрайля, ни отчаянных латников и умелых арбалетчиков, которым оказалось достаточно услышать только два слова: "Прекрасная Франция" - формулировку этнической доминанты, чтобы понять, за что стоит бороться до победы, хотя и до этого за дофина сражались те, кто не хотел "стать англичанином"[14]. И Аввакум был не одинок; огненные страницы его автобиографии читали и перечитывали люди, готовые на самосожжение ради того, что они чтили.

И опять-таки сила "старообрядничества" была не в доводах разума; до спокойного спора с никонианами у них дело ни разу не доходило. Да и защищал Аввакум вовсе не древнее православие, а привычное, что отнюдь не одно и то же. Никон выписал из Венеции лучшие издания греческих текстов по патристике, издаваемые братьями Альдами, для сверки и как образцы. Аввакум же требовал исправления служебников по русским переводам XIII-XIV вв. Эти переводы были очень красивы, но менее точны, нежели подлинники IV-V вв. Протест старообрядцев против ярких красок на иконах основан на привычке к ликам, потемневшим от времени. Андрей Рублев и Феофан Грек писали яркими красками, что к XVII в. было позабыто.

Короче говоря, сюжеты спора были случайны, но сам спор закономерен, ибо он выражал раздвоение великорусского этноса, с последующим выделением субэтноса "старообрядцев", в котором не осталось и тени догматического единства, так как появились течения "половцев" и "беспоповцев", а потом многочисленные "толки". Но этнос не распался. Во время вторжения шведов в Белоруссию старообрядцы-эмигранты создали партизанские отряды и 'весьма помогли Меншикову одержать победу при Лесной.

Значит, не отдельные пассионарии делают великие дела, а тот общий настрой, который можно назвать уровнем пассионарного напряжения. Механизм этого явления блестяще описал Опостен Тьерри при анализе победы Гуго Капета над Каролингами, в результате чего сложилось ядро французского этноса. "Народные массы, когда они приходят в движение, не отдают себе отчета в той силе, которая их толкает. Они идут, движимые инстинктом, и продвигаются к цели, не пытаясь ее точно определить. Если судить поверхностно, то можно поду-

мать, что они слепо следуют частным интересам какого-нибудь вождя, имя которого только и остается в истории. Но эти имена получают известность только потому, что они служат центром притяжения для большого количества людей, которые, произнося их, знают, что это должно обозначать, и в данный момент не испытывают потребности выражаться более точно"[15]. Да, но это значит, что все рассмотренные нами события имеют в основе, точнее - в глубине, этническое наполнение. И Александр, и Сулла, и Ян Гус, и Аввакум должны рассматриваться как участники разных этногенезов в разных фазах и регионах. Так, через выделение индивидуальных психологических абрисов, мы пришли к этнопсихологии как сфере проявления поведенческих импульсов.

Огромный материал, накопленный этнографией, настоятельно требует обобщения. Поисками принципа, на коем можно осмыслить весь глобальный материал, были заняты многие советские этнографы[16]. Ясно, что принцип должен быть нов, иначе его давно уже применяли бы, и универсален. Этим требованиям отвечает реально существующее явление пассионарности как эффекта воздействия природы на поведение этнических сообществ. Но это противоречит привычной концепции этноса как "социального состояния"[17].

Приверженность к воззрениям устарелым и неверным влечет за собою известную логическую ошибку индуктивного метода - метафорическую деформацию. Встречая новые мысли, впечатления и т.п., мозг ищет отдыха в буферном процессе аналогизирования, создающем мост между воспринятым известным и новым неизвестным, которое облекается в одежду привычного. Этот путь нас привлекает. Мы хотим сделать следующий шаг. Но прежде кратко сформулируем выводы, уже сделанные, ибо теперь они превращаются в исходные положения.

НАКОПЛЕНИЕ ИЛИ РАСТРАТА?

Вспомним, что открытие биохимической энергии живого вещества было сделано В. И. Вернадским, когда он сопоставил скопища саранчи с массой руды в месторождении. Саранчи было больше, и летела она навстречу смерти. Так что же ее толкало? В поисках ответа было создано учение о биосфере оболочке Земли, обладающей антиэнтропийными свойствами. Но ведь люди - тоже часть биосферы. Следовательно, энергия живого вещества пронизывает тела наши, наших предков и будет пронизывать тела наших потомков, стимулируя разнообразные этногенезы. И теперь наша задача состоит в том, чтобы показать, может ли открытый и описанный нами феномен решить поставленные выше вопросы этногенеза и этнической истории.

Описанная выше схема этногенеза как дискретного процесса предполагает внезапное возникновение группы пассионарных этносов внутри того или иного региона, последующее их распространение за его пределы, потерю сложности этнической системой и либо распыление особей, ее составлявших, либо превращение их в реликт. Так как эта схема, несмотря на множество локальных вариаций, прослеживается всюду, то возникает потребность в ее интерпретации, хотя бы путем сравнения.

Вообразим шар, получивший внезапный толчок. Энергия толчка затрачивается сначала на преодоление инерции покоя, а затем на движение шара, которое будет медленно затухать вследствие сопротивления среды, пока шар не остановится; путь же этого шара будет зависеть от того, покатится ли он по ровному месту, или наткнется на препятствия, или свалится в яму и т.д., но сколько бы раз мы ни повторяли эту операцию, принцип движения один - инерция толчка, т.е. растрата энергии полученного импульса.

В биосфере явления такого порядка именуются сукцессиями. Сукцессии весьма разнообразны и по продолжительности, и по характеру, и по последствиям, но все они имеют обозначенную черту сходства - инерционность, которая у человека проявляется как растрата пассионарного импульса. Это роднит человечество с прочими явлениями биосферы, тогда как социальные и культурные структуры, свойственные только человеку, имеют иной характер движения. Феномен этноса на грани двух форм движения.

XXIV. Пассионарное напряжение

БИОХИМИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПАССИОНАРНОСТИ

То, что каждый человек и каждый коллектив людей является частью биосферы и составным элементом общества - несомненно, но характер взаимодействия этих форм движения материи требует уточнения. Для достижения поставленной цели и решения задачи в проблему соотношения человека, как носителя цивилизации, с природной средой введено понятие "этнос" для обозначения его как устойчивого коллектива особей, противопоставляющего себя всем прочим аналогичным коллективам, имеющего внутреннюю структуру, в каждом случае своеобразную, и динамический стереотип поведения. Именно через этнические коллективы осуществляются специфические варианты связи человечества с природной средой. Однако тут встает вопрос о границе и соотношении между природным и социальным. То, что природа господствует за пределами техносферы - очевидно, но она находится и в телах людей. Физиология (в том числе патофизиология) тесно связана с психологией как продуктом нервной и гормональной деятельности организма. Нехватка йода вызывает кретинизм; выделение адреналина создает страх и гнев; гормоны половых желез стимулируют любовную лирику и сентиментальный роман; химические соединения в качестве допингов воздействуют не только на физическое, но и на психическое состояние спортсменов; наркотики ведут к вырождению целых народов и т.д. Закономерность общественной формы движения материи в человеке так переплетается с биологической, биохимической и биофизической, что необходимость четкого разграничения их очевидна.

Но если это крайне трудно сделать, беря за объект исследования одного человека, то гораздо легче принять за единицу систему высшего порядка - этнос, где неизбежные погрешности анализа взаимно компенсируются. Конечно, трудно описать, а тем более подсчитать пассионарность людей эпох минувших. Но есть обратный ход мысли. Работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения[18]. Следовательно, подсчитывая число событий в истории этноса, пусть даже с большим допуском, мы получаем результат затрат энергии, на основании чего можем судить об исходном заряде энергии, т.е. уровне пассионарности.

Деяния, продиктованные пассионарностью, легко отличимы от обыденных поступков, совершаемых вследствие наличия общечеловеческого инстинкта самосохранения, личного и видового. Не менее отличаются они от реактивных акций, вызываемых внешними раздражителями, например вторжением иноплеменников. Реакции, как правило, кратковременны и потому безрезультатны. Для пассионариев же характерно посвящение себя той или иной цели, преследуемой иной раз на протяжении всей жизни. Это дает возможность характеризовать ту или иную эпоху в аспекте пассионарности. Охарактеризовав в этом аспекте разные фазы этногенеза изучаемого этноса, мы получим данные для построения кривой пассионарного напряжения с допустимым приближением, а при наличии ряда подобных подсчетов для разных этносов и лучше - суперэтносов мы уловим общую закономерность этногенеза. Значит, для того чтобы эту закономерность уловить, надо хорошо знать историю событий, потому что история как наука об общественных отношениях отражает не эту, а совсем другую закономерность - спонтанное развитие, свойственное общественной форме движения материи.

Может возникнуть сомнение в правомерности противопоставления идее саморазвития общественной формы движения материи - концепции с инерционным движением, постепенно затухающим, что присуще этногенезу как вариации внутри вида Homo sapiens. Казалось бы, биологические изменения человека могут проходить без флуктуации энергии живого вещества биосферы, без эффекта пассионарного напряжения. Однако в этом случае оптимальная степень адаптации к тем или иным условиям являлась бы тупиком для любого типа развития, исходом которого была в этом случае только полная гибель

популяции. Ведь для того чтобы перестроиться физиологически и экологически, вид (или этнос) должен отказаться от выработанных органов (или навыков), т.е. сделать шаг назад из тупика ради того, чтобы найти новую дорогу. И наоборот, возникновение мутации безотносительно к условиям среды, иначе говоря - эксцесс воздействует на популяцию принудительно, вынуждая ее измененную часть искать путей к достижению утраченного рая - гомеостаза, представлявшегося еще Овидию "золотым веком".

МНОГОВЕКТОРНОСТЬ ЭТНИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ В СХЕМЕ

Так как нет и не может быть этногенеза без пассионарного напряжения, то можно считать пассионарность тем обязательным элементом этногенеза, который, образно говоря, можно вынести за скобки, внутри которых останутся локальные черты тех или иных этносов. Для выделения закономерности важна именно эта общая всем процессам черточка.

Однако непосредственно пассионарности как явления никто никогда не видел и не увидит. Следовательно, характеризовать ее мы можем лишь по проявлениям. Но самое трудное даже не в этом, а в том, как учесть и понять разнонаправленные доминанты, порожденные пассионарностью этноса. Если уподобить этнос физическому телу, на которое действует несколько сил (см. рис. 1), то тогда сумма этих сил будет векторной: F=F1+F2+F3+F4+F5<>0. Реальный эффект движения, который можно пронаблюдать, будет определяться не арифметической, а векторной суммой этих сил, т.е. тело будет двигаться вправо с уклоном вверх. Если же убрать четыре составляющие: F2, F3, F4, F5, то тело получит большее ускорение по направлению F1, т.е. эффект ее действия будет больше, так как F1, больше прежней F. Значит, в данном случае ускорение возникает за счет утраты части сил, а не их увеличения, ибо результирующая сила больше и, следовательно, эффект более заметен.

Рис. 1. Действие сил на физическое тело (обобщенная схема)

Поясним на примерах. В VIII--V вв. до н.э. Эллада кипела пассионарностью. Триремы бороздили Средиземное и Черное моря, колонии эллинов раскинулись от Кавказа до Испании, а Иония и Великая Греция (в Италии) стали многолюднее метрополии. Однако координировать свои силы эллинские полисы не могли, так как каждый из них ценил свою самостоятельность больше жизни, а подчинение приравнивалось к обращению в рабство. Даже при смертельной угрозе во время похода Ксеркса фессалийцы и беотийцы сражались за персов, отнюдь не забыв, что они эллины. За это они жестоко пострадали, ибо афиняне и спартанцы после битвы при Платеях казнили пленных греков-персофилов, а персов щадили.

Но как только Пелопоннесская и фиванская войны обескровили Элладу, оказались возможны координация сил и поход Александра на Персию. Ареал эллинизма был куда шире ареала эллинства, но эти успехи были достигнуты за счет общего снижения пассионарного уровня Эллады, когда на первую роль наряду с Македонией стали претендовать самые неразвитые в культурном и экономическом отношении области: Этолия и Ахайя. Не они стали сильнее, а ослабели Афины, Фивы и Спарта. Иными словами, общая мощь Эллады как системы уменьшилась, почему она стала легкой добычей Рима. И несмотря на то, что инерции былой потенциальной мощи эллинов хватило на приобщение римской знати к своей культуре, ослабление продолжалось до тех пор, пока остаток эллинов не превратился в ядро византийских греков, полностью преображенных пассионарным толчком I в. н.э. Но это уже другой процесс.

Итак, простые наблюдения без учета поправок в подавляющем большинстве приведут к ложным выводам. Упадок пассионарного напряжения будет признан подъемом, так как в обоих случаях происходит большое количество свершений; и малое количество "великих дел" равно характерно для низких и относительно высоких уровней пассионарности, потому что во втором случае возможны уравновешивание разнонаправленных сил и временная стабилизация. Надо исследовать не отдельные моменты жизни этноса, а весь процесс целиком. Тогда будет ясно, прибавляется или убывает пассионарность.

То, что невозможно отличить при самом тщательном изучении отдельной особи вследствие многофакторности моментов, определяющих поведение, выявляется при статистическом изучении деятельности больших коллективов, проявляющейся в истории человечества. Во-первых, несущественные факторы взаимно компенсируются; во-вторых, исторические процессы фиксированы в абсолютном времени, а биологические или геологические - в относительном. Поэтому только история может подарить естественным наукам абсолютную хронологию, получив от них взамен способы эмпирического обобщения, после чего появляется этнология - наука, обрабатывающая гуманитарные материалы методами естественных наук.

Мы не беремся судить: лежит ли в основе пассионарности единый ген или комбинация генов, рецессивный этот признак или доминантный, связан ли он с нервной или гормональной деятельностью организма? На эти вопросы пусть ответят представители других наук. Наша задача, этнологическая, выполнена. Мы обнаружили наряду с общественным биогеографическое развитие антропосферы и причину, его вызвавшую. Сущность же явления пассионарности и связи его с другими элементами биосферы будут рассмотрены нами ниже.

ПАССИОНАРНАЯ ИНДУКЦИЯ

Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени -импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны. Но как только достаточное расстояние отделяет их от пассионариев, они обретают свой природный психоэтнический поведенческий облик. Это обстоятельство без специального осмысления известно довольно широко и учитывается главным образом в военном деле. Там либо выбирают пассионариев, узнавая их интуитивно, и формируют из них отборные, ударные части, либо сознательно распыляют их в массе мобилизованных, чтобы поднять "воинский дух". Во втором случае считается, что два-три пассионария могут повысить боеспособность целой роты. И это действительно так.

Ф. Энгельс в статье "Кавалерия" пишет, что встречный бой двух кавалерийских частей крайне редок. Обычно одни поворачивают тыл до схватки, т.е. "моральный фактор, храбрость, здесь превращается в материальную силу", решающим моментом которой является порыв (dash)[19], при котором солдат ценит победу (идеальную цель) больше собственной жизни.

Само собой разумеется, что кавалеристы в полку весьма непохожи друг на друга по психическим свойствам, но тем не менее в бою полк ведет себя как единое целое, более или менее пассионарное. Пассионарность полка заключается в том, чтобы ценить победу больше жизни, а парадокс - в том, что менее пассионарная воинская часть гибнет, ибо конница легко срубит бегущих. Учтем, что равно "наэлектризовать" несколько сот человек можно только путем индукции, т.е. воздействия на каждую особь заряда пассионарности другой особи. Логичным продолжением аналогии будет гипотеза пассионарного поля (подобие электроматитного поля), обладающего совсем иными свойствами воздействия на психологию популяций сравнительно с индивидуальными психологиями тех же людей, взятых по отдельности.

И в отличие от теории "героя и толпы" суть не в том, что герой руководит воинской частью, а в том, что благодаря наличию среди солдат нескольких пассионарных, но больше ничем не примечательных особей сама часть приобретает отмеченный Энгельсом порыв, что подчас выручает даже бездарного полководца. Например, никто не пытался сравнить таланты Бенигсена, Витгенштейна и Блюхера с талантом Наполеона, но порыв русских, английских и прусских войск в 1813-1814 гг. был сильнее, нежели у французских новобранцев, почти детей.

Самое важное, пожалуй, заключается в том, что в подобных критических случаях воздействовать на сознание, т.е. на рассудок людей, как правило, бесполезно. И никакие доводы не помогают. Вспомним трагедию Ганнибала, задыхавшегося в неравной войне на пороге победы. После битвы при Каннах ему нужно было небольшое подкрепление, отряд пехоты, чтобы взять Рим и тем спасти Карфаген. Доводы, которыми оперировали в карфагенском совете старейшин послы Ганнибала и сторонники фамилии Варка, были безукоризненны. Но желающий не слышать - не услышит, стремящийся не понять - не поймет. Старейшины Карфагена послали полководцу ответ: "Ты же побеждаешь, так зачем тебе еще войска?", чем обрекли на гибель своих внуков.

А ведь нельзя сказать, что карфагенские правители были глупы или трусливы. Но влияние отсутствующего на них не распространялось. А когда побежденный Ганнибал вернулся в родной город, то оказалось, что его популярность столь велика, что могучие соперники вынуждены были склониться перед ним, и только ультиматум Римского сената вынудил Ганнибала покинуть родину. Ганнибал сам принял решение пожертвовать собой, ибо понимал, что попытка сопротивления обречена.

И еще один пример, на этот раз из истории литературы. 8 июля 1880 г. Ф. М. Достоевский на заседании Общества любителей российской словесности произнес речь о Пушкине. Успех был, по воспоминаниям очевидцев, грандиозен. Однако в чтении эта речь особого впечатления не производит. Она никак не идет в ряд с главами из "Братьев Карамазовых". Видимо, личное присутствие Достоевского сыграло не последнюю роль в усилении воздействия его речи на зрителей.

Пассионарная индукция проявляется всюду. Это особенно очевидно в наше время, когда любители музыки или театра осаждают подъезды Консерватории или МХАТа. Ведь они великолепно понимают, что впечатление от тех же пьес, переданных по радио или телевидению, неравноценно тому, которое они получат в зале театра. Пусть этот пример микроскопичен по сравнению с явлениями этногенеза, но закономерность тут и там одна и та же.

Ярким примером пассионарной индукции является сражение на Аркольском мосту в 1796 г. Австрийскую и французскую армии разделяла неглубокая, но вязкая речка, через которую был перекинут мост. Трижды бросались французы в атаку, но были отброшены австрийской картечью. Наконец, когда солдат уже, казалось, невозможно было поднять на новый бросок, генерал Наполеон Бонапарт схватил знамя и бросился вперед, и за ним, как за магнитом, притягивающим железные опилки, потекла на мост вся колонна гренадеров. Первые ряды были снова искрошены картечью, но последующие успели добежать до австрийских пушек и переколоть артиллеристов, после чего французская армия переправилась целиком и битва была выиграна. Сам Наполеон уцелел лишь потому, что его при рывке столкнули с моста в реку.

Проанализируем приведенный пример под принятым нами углом зрения. Армия, направленная в Италию, была худшей из всех французских армий, действовавших в то время на фронтах. Она была укомплектована мобилизованными крестьянами неоднократно обескровленного и растоптанного парижанами юга Франци[20], плохо обученными и еще хуже снабженными. Это были инертные люди, без профессиональных военных навыков. Интенданты в этой армии были отпетые жулики, и значительную часть их Бонапарт расстрелял за хищения еще перед началом похода. Следовательно, процент пассионарных особей был ничтожен, а против них были двинуты лучшие полки Габсбургской монархии. И все же в четырех больших сражениях (Лоди, Кастильоне, Арколе, Риволи) французы одержали верх, так как Наполеон в решающий момент сумел вдохнуть (точнее - ввести, т.е. индуцировать) пассионарность, чего не мог сделать его соперник, генерал Альбинци. А некоторое время спустя индуцированная пассионарность исчезла, и Суворов тремя сражениями (на Адде, Треббии и при Нови в 1799 г.) свел на нет успехи французов в Италии. При этом отнюдь нельзя винить французских генералов - Журдена, Макдональда и особенно Моро. Свое дело они знали хорошо, но делали усилия, а не сверхусилия. Зато Суворов, подобно Бонапарту, мог передать свою избыточную пассионарность не только русским, но даже иноземным солдатам. Однако на гофкригсрат Суворов подействовать не мог, потому что тот заседал в Вене, а для пассионарной индукции требуется известная близость; за сотню километров она уже не ощущается.

Когда же Суворов после проигранной швейцарской кампании и пусть героического, но отступления приехал в Вену и, войдя в театр, благословил присутствующих, никто не счел это смешным или неуместным. Наоборот, Суворову были возданы императорские почести, хотя было бы куда полезнее не стеснять его действий полгода назад.

Мы так подробно остановились на этих примерах, чтобы не упоминать о массе аналогичных случаев, но по существу вся военная и политическая история развивающихся этносов состоит из тех или иных вариантов пассионарной индукции, путем которой приводятся в движение толпы гармоничных особей.

Однако эти варианты разнообразны, причем решающим моментом является степень этнической близости. Суворов мог поднять дух русских войск через модус патриотизма в большей степени, чем венгерских, тирольских, хорватских или чешских солдат, также находящихся под его командой. Наполеон гораздо сильнее действовал на французов, нежели на вестфальцев, саксонцев, голландцев и неаполитанцев, что показала кампания 1812-1813 гг. Можно сказать, что резонанс пассионарной возбудимости тем меньше, чем дальше отстоят этносы пассионария и гармоничной особи, разумеется, при прочих равных условиях. Это обстоятельство снова сближает проблемы пассионарности как признака с проблемой сущности этнической монолитности. Но ведь резонанс, как и индукция, - понятие энергетическое. Насколько они приложимы к этносу?

Как мы видели выше, любой процесс этногенеза зачинается героическими, подчас жертвенными поступками небольших групп людей (консорций), к которым присоединяются окружающие их массы, причем вполне искренне. Конечно, тот или иной человек может быть настроен скептически или просто эгоистичен, но после того, как он вошел в возникающую на его глазах систему, его настроенность большого значения не имеет. Это общеизвестное явление объясняют отмеченные нами пассионарные индукция и резонанс. И они позволяют понять значение органических пассионариев, являющихся "затравкой" для тех, кого пассионарность заразила. Без первых вторые рассыпаются розно, как только исчез генератор пассионарной индукции и иссякла инерция резонанса. А это обычно происходит очень быстро.

СПОСОБЫ УТРАТЫ ПАССИОНАРНОСТИ

Итак, любой этногенез - это более или менее интенсивная утрата пассионарности системой, иными словами, гибель пассионариев и их генов; особенно это проявляется во время тяжелых войн, ибо пассионарные воины по большей части погибают молодыми, не использовав полностью возможностей по передаче своих качеств потомству.

Но самое интересное, что не только вовремя войн снижается пассионарное напряжение. Это было бы легко объяснимо гибелью особей, слишком активно жертвующих своей жизнью ради торжества своего коллектива. Но пассионарность столь же неуклонно падает во время глубокого мира, причем даже быстрее, чем в жестокие времена. И самое страшное для этноса - переход от спокойного существования к обороне перед натиском другого этноса; тогда неизбежен, если не наступит гибель, надлом, никогда не проходящий безболезненно. Объяснить явление социальными причинами или факторами невозможно, но если рассматривать повышенную пассионарность как наследуемый признак - все ясно.

Во время войн женщины ценят героев, идущих в бой, благадоря чему те, прежде чем погибнуть, успевают оставить потомство, далеко не всегда в законном браке. Дети вырастают и продолжают совершать поступки, подсказанные их конституцией, даже не зная своих отцов. И наоборот, в тихие эпохи идеалом становится умеренный и аккуратный семьянин, а пассионарии не находят места в жизни. Именно эту ситуацию иллюстрирует "Обрыв" И. А. Гончарова, где девушка предпочитает и революционеру, и артисту богатого помещика.

Ту же закономерность мы наблюдаем там, где семья полигамна и женщина как будто бесправна. Быстрое размножение арабов в эпоху халифата и турок-османов происходило за счет полигамии. Но наложниц для гаремов добывали в бою, содержали их за счет военной добычи или доходов с покоренных стран. Даже женитьба на соотечественнице стоила очень дорого, так как калым должен был обеспечить семью на случай вдовства. Поэтому небогатые кочевые бедуины довольствовались одной женой, имевшей право на развод, ибо брак был не таинством, как в христианской Европе, а гражданским состоянием. Итак, мусульманский закон - шариат не препятствовал женщине выбирать мужа по своему вкусу, а вкус отвечал моде либо на храбрецов, приносящих добычу, либо на рачительных хозяев, обеспечивавших достаток в доме. В любом случае и на Западе, и на Востоке пассионарни, не нужные, а подчас метающие обществу, умирали без законного потомства. Их исчезновение из популяции проходило незамеченным, пока внешние удары не потрясали этнос, а когда это происходило - оказывалось, что утрата невосполнима. И тогда наступала фаза обскурации, т.е. агония. Значит, мы имеем право утверждать, что этнические процессы не являются разновидностью социальных, хотя и постоянно взаимодействуют с ними, что составляет многообразие исторической географии, где как в фокусе сопрягаются те и другие.

Итак, пассионарность-не просто "дурные наклонности", а важный наследственный признак, вызывающий к жизни новые комбинации этнических субстратов, преображая их в новые суперэтнические системы. Теперь мы знаем, где искать его причину: отпадают экология и сознательная деятельность отдельных людей. Остается широкая область подсознания, но не индивидуального, а коллективного, причем продолжительность действия инерции пассионарного толчка исчисляется веками. Следовательно, пассионарность - это биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий инерцию покоя, - это появление поколения, включающего некоторое количество пассионарных особей. Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели. Необходимость сопротивляться окружению заставляет их объединиться и действовать согласно; так возникает первичная консорция, быстро обретающая те или иные социальные формы, подсказанные уровнем общественного развития данной эпохи. Порождаемая пассионарным напряжением активность при благоприятном стечении обстоятельств ставит эту консорцию в наиболее выгодное положение, тогда как разрозненных пассионариев не только в древности "либо изгоняли из племен, либо просто убивали"[21]. Примерно так же обстоит дело в классовом обществе. Это отметил Пушкин, написав: "...посредственность одна нам по плечу и не странна..." ("Евгений Онегин", глава восьмая, IX).

Правильно! Пассионарии обречены. Но если бы они всегда погибали, не успев ничего сделать, то мы до сих пор приносили бы в жертву младенцев, убивали стариков, пожирали тела убитых врагов, колдовством пытались извести друзей и родных. Не было бы ни пирамид, ни Пантеона, ни "открытия" Америки, формулировки закона тяготения и полетов в космос. Однако все это есть и начало накапливаться еще в палеолите. И жили бы сегодня на Земле не современные французы, англичане, русские и т.п., а шумеры, пикты и другие, имена которых давно забыты.

Наиболее трагично гибнут пассионарии в конечные фазы этногенеза, когда их становится мало и взаимопонимание между ними и массами обывателей утрачивается. Так было в 1203 г. в Византии. Небольшой отряд крестоносцев, всего 20 тыс. человек, явился под стены Константинополя, чтобы посадить на престол сына свергнутого императора. Греки могли выставить 70 тыс. воинов, но не сопротивлялись, оставив без помощи варяжскую дружину и тех храбрецов, которые вышли на стены. Город был взят дважды: 18 июня 1203 г. и 12 апреля 1204 г. В последний раз он был страшно разрушен и разграблен. Крестоносцы потеряли при штурме... одного рыцаря! Что ж, пассионарии были убиты в бою, а прочие - в своих подожженных домах. Трусость не спасает. А ведь силы сопротивления были. Можно было не только уцелеть, но и победить. И когда в войну вступила провинция, то победа была одержана и Константинополь освобожден, чтобы снова пасть в 1453 г. при таких же обстоятельствах. И снова осталось много людей, спокойно дававших себя убивать победителям. Так что же это за люди?

XXV. Субпассионарии

ОСОБИ ГАРМОНИЧНЫЕ

Как ни велика роль пассионариев в этногенезе, число их в составе этноса всегда ничтожно. Ведь пассионариями в полном смысле слова мы называем людей, у которых этот импульс сильнее, чем инстинкт самосохранения, как индивидуального, так я видового. У подавляющего большинства нормальных особей оба эти импульса уравновешиваются, что создает гармоническую личность, интеллектуально полноценную, работоспособную, уживчивую, но не сверхактивную. Более того, безудержное сгорание другого человека, немыслимое без пассионарного принесения себя в жертву, таким людям чуждо и антипатично. К этому необходимо добавить, что и в развивающихся этносах большая часть особей имеет столь же слабую пассионарность, что и в реликтовых этносах. Разница лишь в том, что в динамических этносах присутствуют и действуют пассионарии, вкладывающие свою избыточную энергию в развитие своей системы.

Однако надо заметить, что интенсивность развития не всегда идет на пользу этносу. Возможны "перегревы", когда пассионарность выходит из-под контроля разумной целесообразности и из силы созидательной превращается в разрушительную. Тогда гармоничные особи оказываются спасителями своих этносов, но тоже до определенного предела.

Люди этого склада - крайне важный элемент в теле этноса. Они воспроизводят его, умеряют вспышки пассионарности, умножают материальные ценности по уже созданным образцам. Они вполне могут обходиться без пассионариев до тех пор, пока не появится внешний враг. Так, в Исландии потомки викингов постепенно утратили пассионарность. В XII в. они прекратили заморские походы, в XIII в. кончились кровавые распри между семьями, а когда в 1627 г. на остров высадились алжирские пираты, то они не встретили никакого сопротивления. Исландцы позволяли жечь свои дома, насиловать жен, забирать в рабство детей, но не нашли в себе решимости поднять оружие[22].

Допустим, что в данном конкретном случае можно найти другие объяснения. Алжирцы были профессиональные головорезы; вероятно, они использовали момент внезапности, чем взвали панику; исландцы были полностью лишены помощи метрополии - Дании, втянутой в это время в Тридцатилетнюю войну и терпевшей поражения... И наконец, согласно нашей идее, пассионарное напряжение исландцев должно было понижаться и дальше. А так ли оно было? Посмотрим на Исландию два века спустя.

1809 г. в Рейкьявике стоял датский гарнизон, состоявший из трех десятков солдат, капитана и губернатора, у которого была красивая дочь. В июне этого года на рейде появился бриг под черным флагом и потребовал сдачи города. Датский офицер открыл огонь, но был ранен ядром с брига, и солдаты сложили оружие. Пираты высадились, и их глава оказался исланцем, ранее хорошо известным часовщиком Юргеном Юргенсоном, ныне пиратом. Этот мерзавец, как выяснилось, был влюблен в дочь губернатора и потребовал ее себе, а своим пиратам разрешил грабить жителей, объявив себя королем Исландии. К счастью, девушка успела тяжело заболеть. Но хороши исландцы! Никакого сопротивления кучке бандитов не было оказано. Тысячи потомков яростных "пенителей моря", завоевателей Англии, Нормандии и Винланда, покорно сносили безобразия нескольких десятков разбойников, не сопротивляясь и даже не спасаясь бегством. И ведь против них выступила не свирепые мавры, соперничавшие с королевскими флотами Испании и Франции, а кучка подонков из портов Северного моря. Ну это ли не падение пассионарности?

Однако не следует отождествлять большинство со всеми. Отдельные люди не потеряли самообладания. Хотя они были не в силах поколебать общую трусость и бессилие, себя они могли уберечь. В их числе оказался жених прекрасной датчанки; он спасся на рыбачьей лодке и, наткнувшись на английский фрегат, просил помощи. Англичане быстро подошли к Рейкьявику, под угрозой пушек заставили пиратов сдаться и заковали их в цепи, а губернатора и его дочь освободили. Главу разбойников судил английский суд и оправдал, так как он не затронул интересов подданных Великобритании[23]. А исландцы после шестинедельного пребывания под властью короля-пирата вернулись к своим делам, на что только и были способны как люди гармоничные, цивилизованные и безвредные для всех, кроме самих себя. Ибо повышенная беззащитность не всегда способствует процветанию этноса.

"ВЫРОЖДЕНЦЫ", "БРОДЯГИ", "БРОДЯГИ-СОЛДАТЫ'

Наконец, в составе этносов почти всегда присутствует категория людей с "отрицательной" пассионарностью. Иначе говоря, их поступками управляют импульсы, вектор которых противоположен пассионарному напряжению.

Исландцы не потеряли хотя бы способность работать, чтобы прокормить свои семьи, а также уберечь источники жизни: места лова сельди, колонии гаг, где они собирали гагачий пух, и небольшие луга среди скал, нужные для прокорма молочного скота. Но субэтнические образования в урбанистических агломерациях древности являли собой куда худшие варианты. Разложившиеся потомки римских граждан, потерявшие свои земельные участки (парцелы), скопились в 1 в. в Риме. Они ютились в каморках пятиэтажных домов, дышали зловониями "клоаки" - ложбины, по которой спускали в Тибр нечистоты, пили вино из вредной свинцовой посуды, но настойчиво и нагло требовали от правительства "хлеба и зрелищ". И приходилось давать, так как эти субпассионарные толпы могли поддержать любого пассионарного авантюриста, желавшего совершить переворот, если тот пообещает им дополнительную выдачу хлеба и более шикарное представление в цирке. А защищать себя от врагов они не умели и не хотели уметь, ибо учиться военному делу трудно. Субпассионарий полагает, по собственной несокрушимой логике, что будущего никто предвидеть не может, так как он, получатель хлебного пайка и зритель цирковых представлений, не умеет делать прогнозы на основании вероятности. Поэтому он делит получаемую информацию на два сорта: приятную и неприятную. Носителей второй он считает своими личными врагами и расправляется с ними при каждом удобном случае.

Результатом оказалось взятие Рима Аларихом (410 г.) причем готов было меньше, чем боеспособных и военнообязанных в черте города Рима, не говоря уже об Италии. И даже этот позор ничему не научил римлян. Готы обошлись с побежденными мягко и ушли. Это дало повод для очередного самоуспокоения. Но когда вандал Гензерих взял Рим (455 г.), объявив себя мстителем за разрушение Карфагена, он легко учинил резню среди субпассионариев, которых в отличие от гармоничных и безвредных исландцев никто не пожелал спасать. После вандальского погрома Рим уже не оправился. Но как-то не хочется его жалеть.

Аналогичная ситуация имела место в Багдаде, которым овладели не пришлые варвары, а купленные халифом тюркские рабы - гулямы. В IX в. арабские воины перевелись. Их потомки предпочитали заниматься мелкой торговлей и болтовней на базарах. Чтобы охранять особу халифа, а подчас и границы халифата, потребовались воины-профессионалы. Что же, их купили в степях Средней Азии и пустынях Нубии. Они оказались единственной реальной силой в Багдаде и стали смещать халифов по своему усмотрению. А население огромного города плакало, ругалось и острило, но предпочитало жить не работая и умирать стоя на коленях, только бы не защищаться.

Такие последствия и соответственно смену идеала дает потеря пассионарного напряжения системой. Лозунг "жизнь для себя" - это легкий путь в черную гибель.

Пассионарнооть отдельного человека сопрягается с любыми способностями: высокими, малыми, средними; она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой конституции человека; она не имеет отношения к этическим нормам, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло, исключая только равнодушие; и она не делает человека "героем", ведущим "толпу", ибо большинство пассионариев находятся именно в составе "толпы", определяя ее потентность и степень активности на тот или иной момент. Группа субпассионариев в истории наиболее красочно представлена "бродягами" и профессиональными сенатами-наемниками (ландскнехтами). Они не изменяют и не сохраняют его, а существуют за его счет. В силу своей подвижности они часто играют важную роль в судьбах этносов, совершая вместе с пассионариями завоевания и перевороты. Но если пассионарии могут проявить себя без субпассионариев, то те без пассионариев - ничто. Они способны на нищенство или на разбой, жертвой которого становятся носители нулевой пассионарности, т.е. основная масса населения. Но в таком случае "бродяги" обречены: их выслеживают и уничтожают. Однако они появляются в каждом поколении.

ГРАДАЦИИ ПАССИОНАРНОСТИ

Есть соблазн сопоставить пассионариев с "героями", ведущими "толпу", а "бродяг-солдат" назвать "ведомыми", но на самом деле механизм исторического действия не столь прост. Испанские Габсбурги и французские Бурбоны, за исключением основателей династии, были заурядными людьми, равно как и большая часть их придворных, среди которых время от времени появлялись авантюристы-министры вроде Фуке и Джона Ло или Мануэля Годоя. Но идальго и шевалье, негоцианты и корсары, миссионеры и конкистадоры, гуманисты и художники -все они создавали такое внутреннее напряжение, что политика Испании XVI в. и Франции XVI-XVII вв., если изобразить ее как составляющую этногенетического процесса, отражала высокую пассионарность этих этносов.

Поэтому, несмотря на то, что пассионарии часто возглавляют народные движения, правильнее назвать их не "ведущими", а "толкающими", ибо без достаточного их числа, умерших в безвестности, было бы невозможно сломать традицию, т.е. инерцию массы. И об этом гласят строки старинной испанской баллады:

Поют об Оливьеро, поют и о Ролане.
Молчат в Сурракине, отважном капитане
Воспет Ролан, воспет и Оливьеро.
Забыли Сурракина, лихого кабальеро.

Итак, мы наметили три градации убывающей пассионарности, хотя в случае надобности деление может быть более дробным. Поэтому третий характерологический тип правильно назвать "субпассионариями". Но самое главное - это не смешивать отмеченные типы с подразделениями классовыми или сословными. Любое из них включает в себя три типа, но в разиых сочетаниях и с разными доминантами. Видоизменение их соотношений, как численных, так и векторных, внутри этноса определяет процесс этногенеза.

Этот тезис столь важен, что проиллюстрируем понятие пассионарности дополнительно, используя для наглядности уже не исторические, а литературные характеристики из сочинений А. С. Пушкина, близко подошедшего к проблеме.

Типичными пассионариями, но отнюдь не "героями" и не "вождями" являются: Скупой рыцарь, одержимый алчностью; Дон Гуан, стремящийся к любовным победам ради побед; Сальери из зависти убивающий Моцарта; Алеко, из ревности зарезавший Земфиру. Пассионариями и вождями, хотя и не героями у Пушкина выступают Мазепа и Пугачев (весьма далекие от исторических прототипов), а героями, но не пасссионариями - Гринев и Машенька Миронова, рискующие жизнью ради долга. Образец пассионария и героя, хотя и короля, но не "вождя" - Карл XII, "любовник бранной славы -для шлема кинувший венец", т.е. приносящий интересы своей страны в жертву своему тщеславию. Последнему противопоставлен Петр I - гармоничная личность, выполняющая свой долг перед Россией, гораздо более сильная, чем Карл XII, следующий обственным капризам. Так - в трактовке Пушкина, и это близко к действительности, ибо, за исключением личных черт: возбудимости, детской жестокости и т.п., Петр был подобен своему отцу, т.е. был человеком своего времени и продолжал одну из линий русской культурной традиции - сближение с Европой, возникшую в начале XVII в. при Михаиле Федоровиче. Но при этом Петра окружали пассионарии, например Меншиков, Ромодановский, Кикин, но они ни вождями, ни героями не были. Ни по Пушкину, ни на самом деле. Поэтому сопоставление пассионариев с вождями - домысел, цель которого описание одного из поведенческих признаков свести к банальной, давно отброшенной теории.

И ничуть не менее абсурдна другая, обратная точка зрения, сводящая все мотивы поступков самых разных людей к стремлению получить выгоду, причем под последней подразумеваются только деньги и эквивалентные им ценности. Эта вульгарная позиция субпассионарного обывателя часто выдается за материализм, с которым она на самом деле не имеет ничего общего. Обыватель, как правило, лишен воображения.

Он не может и не хочет представить себе, что существуют люди, не похожие на него, движимые иными идеалами и не стремящиеся к иным целям, нежели деньги. Концепция непосредственной выгоды никогда не была точно сформулирована, потому что тогда стала бы очевидна ее абсурдность, но как сама собой подразумевающаяся она фигурирует в рассуждениях по любому поводу и даже в научных построениях, почему и требует к себе внимания.

ГАННИБАЛ И КАРФАГЕН

А теперь рассмотрим с нашей точки зрения поведение Ганнибала во время 2-й Пунической войны. Фамилия Барка была одной из богатейших в Карфагене. Отец Ганнибала Гамилькар приумножил свои богатства, подчинив Нумидию и Испанию, где его сын Ганнибал фактически был царем. Война с Римом не сулила Ганнибалу никаких выгод. Наоборот, риск был крайне велик. С точки зрения личных интересов Ганнибала, война была ему не нужна, но она была неизбежна для его отчизны - Карфагена. Ведь если бы шальная стрела попала в грудь карфагенского полководца, то его смерть не компенсировала бы никакая военная добыча, тем более что в деньгах он не нуждался. Но, может быть, он выполнял волю своих сограждан?! Нет, они не просили его воевать, в решающий момент отказались прислать подкрепление и ненавидели его со всей страстью, на которую способен обыватель, чувствующий, что надо что-то сделать не для себя, а для общего дела. В этих случаях субпассионарий сразу начинает искать повод, который позволил бы ему уклониться от любых обязанностей. Конечно, это отнюдь не дальновидно, но ведь люди не всегда предусмотрительны, что и ведет к гибельным последствиям. Короче говоря, ради личной выгоды Ганнибал должен был сидеть в своем Гадесе и развлекаться; карфагенские старейшины должны были бы всеми силами поддерживать своего полководца; нумидийские всадники - дезертировать, чтобы не гибнуть за ненавистных финикийских колонизаторов; испанские пращники - восстать и вернуть свободу. А все было наоборот! И из-за случившегося исчезла богатая пуническая литература Карфагена. Были выпаханы и заброшены долины в ущельях Атласа, ибо на эту страну пала обязанность снабжать миллионный Рим хлебом. Свободолюбивые берберы, спасаясь от жестоких римлян, отошли на юг, и их стада вытоптали еще зеленевшие равнины Западной Сахары, которая стала превращаться в каменистую пустыню. Ведь во времена Ганнибала в Северной Сахаре текли реки, бродили слоны, паслись лошади, а через две тысячи лет антропогенных воздействий римских и арабских завоевателей всю эту богатую фауну заменил один верблюд.

Но если мы захотим найти причину таких грандиозных изменений в этнографии и физической географии, то ясно: на пассионарность фамилии Барка навалилась тяжелым грузом субпассионарность карфагенских обывателей. Именно она привело их сначала к проигранной войне, потом к гибели в стенах осажденного Карфагена, потом, как следствие, повлекла покорение Нумидии, за чем последовало уничтожение ландшафта.

А могло бы быть иначе? Конечно! Своевременная помощь Ганнибалу означала разрушение Рима, освобождение самнитов и цизальпинских галлов, остановку гиперболизованной, искуственной урбанизации и, следовательно, сохранение буковых и дубовых лесов на Апеннинах, виноградников вокруг Капуи и Тарента, этрусских городков в долине Арно. Были бы на долгое время спасены богатства Галлии и сокровища искусства Эллады, но не было бы ни Аппиевой дороги, ни терм Каракаллы, ни латинского языка в школах эпох грядущих. Однако развитие производственных отношений шло бы и в этой ситуации своим путем. На место изживающего себя античного раболадения пришел бы феодализм, пусть чуть раньше или позже. Пассионарные подъемы и спады не влияют на социальное развитие человечества, если понимать под последним смену общественно-экономических формаций. Да и как может эмоция изменять что-либо в стихии сознания - разума? И сейчас мы увидим, почему это так.

XXVI. Затухание пассионарности

ВСПЫШКА И ПЕПЕЛ

Теперь можно сказать, что "пусковой момент" этногенеза - это внезапное появление я популяции некоторого числа пассионариев и субпассионариев; фаза подъема - быстрое увеличение числа пассионарных особей в результате либо размножения, либо инкорпорации; акматическая фаза - максимум числа пассионариев; фаза надлома - это резкое уменьшение их числа и вытеснение их субпассионариями: инерционная фаза - медленное уменьшение числа пассионарных особей; фаза обскурации - почти полная замена пассионариев субпассионариями, которые в силу особенностей своего склада либо губят этнос целиком, либо не успевают погубить его до вторжения иноплеменников извне. Во втором случае остается реликт, состоящий из гармоничных особей и входящий в биоценоз населяемого им региона как верхнее, завершающее звено.

Эту внутриэтническую эволюцию проделали все этносы, которых мы считаем примитивными только потому, что их незаписанная история тонет во мгле веков. Но ту же картину мы наблюдаем в истории, причем особенно четко это просматривается на субэтнических целостностях, например на сибирских казаках.

В XIV в. потомки обрусевших хазар сменили русское название "бродники" на тюркское "казаки". В XV-XVI вв. они стали грозой степных ногаев и, перенеся войну в Сибирь, добили их последнего хана Кучума. Получив подкрепление от московского правительства, они за один век прошли Сибирь до Тихого океана. Нуждаясь в пополнении, они охотно принимали в свои отряды великороссов, но всегда отличали их от себя. Всех вместе их принято называть землепроходцами.

Русские землепроходцы XVII в. были люди строптивые, крутые, неуступчивые. Они не боялись ни начальства, ни суровой северной природы. С 1632 г., когда сотник Петр Бекетов основал зимовье на Лене, до 1650., т.е. до Анадырского похода казака Семена Моторы, они прошли весь северо-восток Сибири и добыли соболиного ясака на суммы не меньшие, чем давало конкистадорам американское золото. "Казаки-завоеватели были людьми неукротимой храбрости и стихийной инициативы. Они объясачивали племя за племенем, а порою находили в Ледовитое море на кочах, сшитых из грубо оте-санных досок древесными корнями, как бы предназначенных для кораблекрушения. Но уже в конце XVII в. их характер стал изменяться и вместо походов появились отписки: "Суда наши слабы, и паруса малы. А делать большие суда, как в прежнее время, мы не умеем". В XVIII в. русское население северной Сибири как бы кристаллизуется. Инициатива и активность исчезают бесследно, и самая храбрость заменяется робостью"[24]. Наконец, в XIX в. потомки казаков потерпели поражение от чукчей и стали государственными крепостными, бесправными рабами каждого чиновника, отправленного на север с юга в наказание за проступки по должности. Поскольку так же и в те же хронологические сроки утратили пассионарность потомки испанских конкистадоров, французских колонистов в Канаде (за исключением той части, которая смешалась с индейцами), португальских и арабских купцов в бассейне Индийского океана, а в прошлые эпохи та же судьба постигла потомков викингов и эллинов, то можно считать описанный процесс закономерным. Растраченная энергия пассионарности оставляет на месте своей вспышки пепел сначала горячий, потом холодный и сырой.

Казалось бы, алчность конкистадоров, гордость Александ Македонского, тщеславие Суллы и страстная убежденность Гуса-это явления, не похожие друг на друга. Внешне это так, но подоснова у них и множества им подобных одна- пассионарность, и вот почему. Во всех приведенных примерах подчеркивалось, что признак пассионарности, или импульса к исключительной активности, был характерен для популяции, а не только для персоны. На отдельных личностях мы сосредоточили внимание с целью композиционной - чтобы наиболее выпукло обрисовать сам признак. В действительности процессы более сложны, хотя и не до такой степени, чтобы их было трудно анализировать, применив систему и последовательно ее соблюдая.

Сначала может показаться, что чем выше пассионарность персоны или системы, тем богаче творческая жизнь общественной группы, тем обильнее культура этноса. И так как эпоха Возрождения в Италии изобилует талантами, то можно рассматривать ее как акматическую фазу в этногенезе. Но в XV в. итальянский этнос переживал тяжелый период: фазу надлома. В Милане утвердились кондотьеры Висконти и Сфорца, во Флоренции - Медичи, в Риме - папы откровенно практиковали непотизм и симонию (блат и продажность), в Неаполе и Сицилии правили испанцы, грубые, воинственные и далекие от гуманизма. Везде исчезали традиции городских республик, патриотизма и доблести, некогда позволившие итальянцам освободиться от жестокой власти немецких императоров. И на этом общем загнивании выросли такие цветы искусства и науки, как творчество художников Беато Анджелико и Боттичелли, гуманистов Джованни Понтано, Лоренцо Балла, Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола.

Но Высокое Возрождение (первая половина XVI в.), ознаменованное именами Леонардо да Винчи, Рафаэля Санти, Микеланджело Буанорроти, Тициана, Ариосто и Макиавелли, проходило на фоне серии войн между Испанией и Францией, где Италия была не участницей, а ареной для боровшихся хищников. Эти войны начались вторжением французов в Италию в 1494 г., и до 1525 г. Франция претендовала на власть в Италии. Победитель, император Карл V, после победы над французами при Павий был вынужден бросить войска на подавление сопротивления итальянцев, что и было осуществлено в 1527 г. варварским разгромом Рима.

Нет, нельзя сказать, что итальянцы не делали попыток избавиться от своих тиранов, для чего использовали иногда появление иноземных войск. Так, в 1494 г. при приближении французов к Флоренции там была низвергнута фамилия Медичи и власть перешла к доминиканскому монаху Савонароле. Легче не стало, даже после гибели Савонаролы в 1498 г. Созданная заново республика показала полное бессилие, и в 1512 г. власть семьи Медичи восстановилась. Вторая попытка воссоздания республики была сделана при участии великого художника Микеланджело в 1527 г. и задавлена имперскими войсками в 1530 г. "Героическая пора Флоренции закончилась, и с ней закончилась культура итальянского Возрождения"[25].

Во второй половине XVI в. Италия оказалась в сфере влияния Испании. Принятые на Тридентском Соборе 1563 г. принципы Контрреформации, по сути дела - нового католицизма, встретили в Италии не народное сопротивление, а разрозненные протесты интеллектуалов. С ними католическая реакция справилась легко. После сожжения Джордано Бруно, заточения Кампанеллы и отречения Галилея наступил полный упадок, длившийся около 150 лет[26]. Пассионарность Италии иссякла. Как объяснить несовпадение "расцветов" пассионарного и творческого?

ПАССИОНАРНОСТЬ СЛАБАЯ. НО ДЕЙСТВЕННАЯ

Видимо, кроме описанных нами ярких примеров, должны существовать варианты, слабее выраженные, при которых пассионарий не идет на костер или баррикаду (Гус и Сулла), но жертвует многим ради своей цели. Творческое сгорание Гоголя и Достоевского, добровольный аскетизм Ньютона, надломы Врубеля и Мусоргского - это тоже примеры проявления пассионарности, ибо подвиг науки или искусства требует жертвенности, как и подвиг "прямого действия"[27]. В процессах этногенеза ученые и артисты тоже играют важную роль, хотя и другую, нежели деятели политической истории. Они придают своему этносу специфическую окраску и таким образом либо выделяют его из числа прочих, либо способствуют межэтническому общению, благодаря чему возникают суперэтнические целостности и культуры. К пассионариям же, хотя и меньшего напряжения, относятся безымянные строители готических соборов, древние русские зодчие, сочинители сказок и т.п., по внутреннему влечению выбравшие эти трудные профессии. Понятно, что к ним принадлежат и талантливые летописцы, которые попадают в этот раздел по принятой нами классификации.

Обратим внимание на относительно слабые, но творческие степени пассионарного напряжения системы. Их две: одна на подъеме до "перегрева" системы, который мы будем называть "акматической фазой", и вторая-в надломе, знаменующая переход к фазе, которую мы назвали "инерционной". Образно говоря, оба интересующих нас момента являются перегибами кривой роста (плюс-минус) пассионарности этнической системы, причем даже при спаде до полной потери напряжения еще далеко. При относительно невысоком уровне пассионарности стереотип поведения и общественный императив человека не таковы, чтобы незаметно для него самого толкнуть его на добровольную смерть ради им самим выбранной идеальной или даже иллюзорной цели. Но имеющееся в этносе этого периода пассионарное напряжение достаточно для того, чтобы к оной цели стремиться и хотя бы немного изменить окружающую его действительность. Вот тут-то, если у человека есть соответствующие способности, он предается науке или искусству, дабы убеждать и чаровать современников.

Стихи ли, картины ли, театральные представления - все это действует на воспринимающих людей и меняет их, причем мы не ставим здесь вопроса: к лучшему или к худшему? Если же эти способности отсутствуют - человек накапливает богатство, делает служебную карьеру и т.п. Исторические эпохи, где господствует данный уровень пассионарности, рассматриваются как расцвет культуры, но за ними всегда следует один из двух возможных жестоких периодов: либо при подъеме пассионарности происходит уже описанный "перегрев", либо при медленном ее спаде наступает упадок. Так, Возрождение (XIV-XV вв.) сменила Реформация (XVI- XVII вв.), а вслед за ужасами Тридцатилетней войны, гугенотских войн и драгонад, а также за свирепостью "круглоголовых" Кромвеля, соединившего, по выражению Энгельса, в одном лице Робеспьера и Наполеона, наступил относительно спокойный период - XVIII в., похожий на Возрождение по уровню пассионарности, но не по ее вектору. Сначала шло повышение уровня, а потом, после катаклизма, - снижение. Это значит, что процент пассионариев снизился, а на их место пришли люди, предпочитающие безопасность-риску, накопление- быстрому успеху, спокойную и сытую жизнь - приключениям. Они были не хуже и не лучше пассионариев; они были просто другие.

Этот процесс источниками никогда и нигде не был зафиксирован, потому что он очевиден только при широких сопоставлениях характеристик эпох и стран. Поэтому описание его можно сделать только средствами этнологии и в рамках этнической истории.

Но можно ли сказать, что пассионарии меньшего накала - художники, поэты, ученые, служаки и т.п. - не играют роли при этногенезе или что эта роль меньше, чем роль полководцев, конкистадоров, ересиархов или демагогов? Нет, она не меньше, но другая. Мы показали, что личность даже большего пассионарного напряжения не может сделать ничего, если она не находит отклика у своих соплеменников. А именно искусство является инструментом для соответствующего настроя; оно заставляет сердца биться в унисон. И поэтому можно утверждать, что Данте и Микеланджело сделали для интеграции итальянского этноса никак не меньше, чем Цезарь Борджиа и Макиавелли. И недаром эллины чтили Гомера и Гесиода наравне с Ликургом и Солоком, а древние персы Заратустру даже предпочитали Дарию I Гистаспу. Пока пассионарность пронизывает этнос в разных дозах - идет развитие, что выражается в творческих свершениях; но поскольку не может быть поэта без читателя, ученого - без учителя и учеников, пророка - без паствы, а полководца - без офицеров и солдат, механизм развития лежит не в тех или иных персонах, а в системной целостности этноса, обладающего той или иной степенью пассионарного напряжения.

Члены персистентных этносов обладают многими достоинствами, всегда отмечавшимися и весьма ценимыми соседями и путешественниками, восхвалявшими "новооткрытых" индейцев, полинезийцев, эскимосов, тангутов, эвенков и айнов. Анатомически и физиологически они полноценные люди, вполне приспособившиеся к ландшафту своего ареала, но пассионарного напряжения у них столь мало, что процесс развития этносов затухает. Даже когда среди них случайно рождается пассионарная особь, она ищет себе применения не на родине, а у соседей: например в XV-XVIII вв. албанцы делали карьеру либо в Венеции, либо в Стамбуле. Еще ниже пассионарность у современных бушменов, веддов, гонцов и потомков майя в Юкатане. А еще ниже - апатия, т.е. вырождение и гибель, но это уже теоретическая экстраполяция, потому что на практике соседи успевают расправиться со слабеющим этносом прежде, чем он умрет.

Из сказанного вытекает, что наиболее тяжелым периодом в жизни этноса оказывается надлом - переход от акматической фазы накала пассионарности к разумному хозяйничанию инерции, а затем к бездумному спокойствию гомеостаза. Цели и задачи еще те же, а силы убывают. Процент людей гармоничных и субпассионарных растет, снижая, а то и сводя на нет усилия персон творческих и патриотичных, которых начинают называть "фанатиками". Именно отсутствие внутренней поддержки "своих" определяет гибель этносов от немногочисленных, но пассионарных противников. "Бойся равнодушных", - сказал перед смертью писатель XX в.

Выше уже говорилось, что гибели этноса, как путем истребления, так и посредством ассимиляции, предшествует упрощение его внутренней структуры и оскудение стереотипа поведения. Посредственность, уничтожая экстремальные особи в своей среде, лишает коллектив необходимой резистентности, вследствие чего сама становится жертвой соседей, за исключением тех редких случаев, когда горы или пустыни служат последним прибежищем реликту-изоляту. Между филогенезом и этногенезом есть известная, хотя и не полная аналогия, тогда как прогрессивное социальное развитие подчиняется совсем другим закономерностям, описанным в теории исторического материализма с исчерпывающей полнотой.

БАСТАРДЫ

Если бы процесс утраты пассионарности как экстремального признака проходил вне социальных условий, то он был бы быстр, нагляден и практически безрезультатен. Но в сложных коллизиях этнической истории при постоянном взаимодействии с общественно-экономическими процессами роль и значение утраты пассионарности отчасти затушеваны. Поэтому вернемся снова к истории и возьмем пример из эпохи хорошо изученной, чтобы избежать недоразумений, базирующихся на неполноте материала.

Западноевропейских пассионариев губила колониальная горячка, ибо из Ост- и Вест-Индии редко кто возвращался, и сифилис, дающий неполноценное потомство. Сифилис поражал людей избирательно. Больше всего от него страдали моряки и солдаты, которые в те времена были либо добровольцами, т.е. пассионариями, либо "бродягами-солдатами", т.е. субпассионариями. Инертная часть населения в городах и деревнях от этих двух зол страдала меньше, так что пассионарное напряжение системы снижалось. Однако этот процесс шел медленнее, чем можно было ожидать. Было обстоятельство, препятствовавшее снижению пассионарности.

Дело в том, что пассионарий, прежде чем погибнуть на войне, успевал рассеять свой генофонд в популяции путем случайных связей. Жажда действия, толкавшая юношу в кровавую сечу, вызывала в его сверстницах восторг, который они выражали способом, для них доступным. И в эпохи высокого пассионарного напряжения общественное мнение за это девиц не осуждало слишком строго; ханжество пришло вместе с остыванием пассионарности. Слово "бастард" в средние века не было оскорбительным. Коннетабль Франции при Карле VH - Дюнуа именовался принц-бастард. И таких, как он, было много. За время Столетней войны внебрачные сыновья вельмож и девушек мещанского сословия в качестве предводителей бродяг-солдат, т.е. субпассионариев, наполнявших "белые отряды", завоевывали себе рыцарские почести и имения. Эти отряды "состояли из бедных, но непреклонных, сильных людей, искавших одной только собственной выгоды как в своей стране, мак и за ее пределами"[28]. В 1431 г. в войне за Лотарингию бургундским герцогом Филиппом Добрым были наняты на службу бастарды: д'Юмьер, де Бримен, де Невилль и Робине Ловчий - бастард из рода Шиндерганнес. Эти люди обеспечили Филиппу победу[29].

Еще проще было на Востоке. Арабы, турки, монголы, практикующие полигамию, считали "законными" всех своих детей, даже детей от пленниц. Разницу между детьми от первой жены и от наложниц учитывали только при наследовании престола, но для большинства населения это было несущественно. Женщины обладают теми же способностями к переносу генов, что и мужчины, и бывают столь же пассионарны. Поэтому размывание первичного генофонда в гаремах создавало вариации уровня пассионарного напряжения этносоциальных систем более безболезненно, чем в Европе.

Такой стереотип поведения делал признак пассионарности блуждающим. Это снимает мнение, согласно которому пассионарность присуща какому-либо классу. Если даже случайное стечение обстоятельств может породить такое соответствие, то уже в следующем поколении оно будет нарушено (даже при наличии действующей полиции нравов) появлением так называемых "незаконных" детей, которые, оказавшись в составе иных социальных групп, будут вести себя согласно уровню своей пассионарности, унаследованной от фактических, а не от юридических предков.

Например, во Франции до XVII в. дворянство не было замкнутой кастой. Фактически дворянином мог стать любой энергичный человек, находившийся на службе у короля. Указом Ришелье в это положение были введены некоторые ограничения: при проверке, после гугенотских войн, заявляющий себя дворянином должен был указать несколько поколений предков-дворян. И что же?.. При Людовике XIV почти все министры, ряд выдающихся военных и все великие писатели (кроме Фенелона, Ларошфуко и мадам Севинье) оказались не дворянами, а буржуа[30]. Ведущую роль в феодальном королевстве они заняли благодаря своим деловым качествам, которыми, очевидно, не обладали их "законные" предки; иначе те тоже выдвинулись бы при Филиппе Красивом или Карле Мудром, когда фактически не было сословных ограничений на королевской службе. В самом деле, если бы пассионарии скапливались в одной социальной группе, то первая же кровопролитная война уничтожила бы всю популяцию пассионариев и уже в первой фазе пресекла бы начавшийся процесс этногенеза. А этого, как мы видели, нет.

Часто наблюдается такое явление, как этническая регенерация, т.е. восстановление структуры этноса после потрясений. Причем спасители отечества при этом проявляют пассиоиарность. сходную с той, которой обладали основатели, и неизмеримо большую, нежели та, что была у их законных предков. Бастарды были во все эпохи и у всех народов, хотя их появление редко отмечалось источниками, но это - не основание для того, чтобы считать их несуществовавшими.

Механизм этнической регенерации таков. Обычно среди субэтносов, образующих этнос, один является наиболее инициативным и, следовательно, ведущим. В нем пассионарность особей интенсивно преображается в деяния, и потому процесс растраты пассионарности идет быстро. Она пополняется из прочих субэтносов, но есть и обратный ток: пассионарный генофонд рассеивается по всей популяции через внебрачные связи, при которых ребенок остается в среде своего субэтноса, точнее, в семье матери. Поэтому растрата пассионарности системы замедляется.

Когда же ведущий субэтнос, исчерпав свои возможности, терпит крушение, один из периферийных субэтносов перехватывает эстафету, и процесс этногенеза, готовый прерваться, продолжается. Этого не могло бы произойти при регламентированных брачных связях, потому что ребенка родители должны были бы взять с собой в пекло страстей человеческих, где он должен был бы разделить их обреченность. А ценой потери генеалогии он сохранял жизнь.

Разумеется, каждая регенерация этноса влечет сдвиг культурного развития, но - в пределах данной системы, благодаря чему этнос продляет срок интенсивной творческой жизни, а не бескрылого существования. Однако этого достаточно, чтобы благословить сочетания инстинктов, ломающих рациональные нормативы поведения. Природа сильнее людских замыслов.

ЧТО ЦЕМЕНТИРУЕТ ЭТНОСЫ?

Ответив на вопрос о природе динамики этнического становления, или этногенеза, мы подошли к не менее важной проблеме: в чем причина этнической устойчивости? Ведь многие этносы существуют в реликтовом состоянии при столь слабой пассионарности, что ее практически можно считать равной нулю. Таковы бушмены, австралийцы, пигмеи, низкорослые негроиды Декана, палеоазиаты и т.п. Еще больше примеров вполне полноценных этносов, существующих в форме современных малых наций, у которых пассионарность ослаблена настолько, что они лишь поддерживают свой образ жизни, изредка выделяя особи столь же пассионарные, какими были их предки. Как пример этого уровня пассионарности можно привести скандинавские страны или Нидерланды.

Созданная материальная база, опыт управления и прочие социально-технические факторы противостоят тенденции к упадку. Поскольку на протяжении своей жизни этнос функционирует в рамках какой-либо суперэтнической системы, происходит "энергетический" обмен с элементами суперсистемы. Это обуславливает колебание уровня пассионарности. Отсюда следует, что функционирование внешней системы связей этноса может привести как к ускорению развития, так и к спаду и даже гибели, если величина обмена превышает некоторое критическое значение, разное в принципе для разных моментов жизни этноса.

Теперь мы вправе поставить вопрос: а что именно цементирует разных людей, часто не похожих друг на друга, в целостность, называемую этнической? При иной системе отсчета - социальной - эту роль выполняют производственные отношения, обладающие способностью к спонтанному развитию. Но для этносов существует другая система отсчета, и историческая наука, исследующая события в их связи и последовательности, прекрасно описывающая возникновение и исчезновение социальных институтов, не в состоянии ответить на вопрос: почему афинянину был ближе его враг - спартанец, чем мирно торгующий с ним финикиец? Она отметит лишь, что афиняне и спартанцы были эллинами, т.е. единым, хотя и политически раздробленным этносом. А что такое этнос и чем связаны его члены? - история на этот вопрос не отвечает. Значит, надо обращаться к природе.

Мы уже знаем, где таится различие между этнической историей (проявление сил природы) и историей культуры, сотворенной руками и умами людей. Жизнь вспыхивает и завершается смертью, которая воспринимается как естественный конец процесса, даже желанный, особенно если она своевременна и безболезненна. Вот почему все процессы биосферы прерывны (дискретны): в непрерывном же развитии нет места ни для смерти, ни для рождения.

А в истории культуры все наоборот. Дворцы и храмы сооружают годами: ландшафты реконструируют веками; научные труды и поэмы сочиняют десятилетиями... и все в надежде на бессмертие. Надежда эта оправданна: созданиям человека дарована не смерть, а медленное разрушение и забвение. В созданном нет своей пассионарности, а есть только кристаллы ее, вложенные в косное вещество творцами формы, т.е. людьми, точнее, горением их чувств и страстей. Увы, эти кристаллы неспособны к развитию и преображению, ибо они выпали из конверсии биоценоза. Право на смерть - привилегия живого!

Вот именно поэтому культуры, созданные этносами и изучаемые археологами, переживают первых и вводят в заблуждение вторых, заставляя их отождествлять творение с творцом и искать аналогии между вещами и людьми. Это искушение тем более опасно, что по уходе пассионариев из популяции там остается много людей, еще больше вещей и некоторое количество идей. Так культура, как свет угасшей звезды, обманывает наблюдателя, принимающего видимое за существующее. Но переход от описания к объяснению феномена вынуждает применить иной аппарат исследования - гипотезу, т.е. предположение, не доказуемое, но соответствующее всем известным фактам и объясняющее их взаимосвязи. Здесь мы переходим в область естественных наук.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 245.

[2] Подробнее см.: Симонов П. В. Высшая нервная деятельность человека. Мотивационно-эмоциональные аспекты. М., 1975. С. 27-29

[3] Там же.

[4] Подробнее см.: Гумилев Л. Н. 1) Этногенез и этносфера //Природа. 1970. ╧ 1. С. 46-56; ╧ 2. С. 43-50; 2) Этногенез - природный процесс //Там же. 1971. ╧ 2. С. 80-82.; 3) О соотношении природы и общества согласно данным исторической географии и этнологии //Вестник ЛГУ. 1970. ╧ 24. С. 39-49.

[5] Английский эквивалент термина drive ( см.: Soviet Geography. 1973. Vol. XIV. ╧ 5. P. 322).

[6] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 176.

[7] Там же. С. 165.

[8] Там же. С. 99.

[9] Гегель Ф. Соч.; В 14 т. Т. 8. М., 1935, С. 23.

[10] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 394

[11] Арриан. Поход Александра /Пер. М. Е. Сергиенко. М.; Л., 1962. II. 14.4; III. 18.12 - Далее сноски на это издание даются в тексте.

[12] Эллинизмом принято называть культуры, возникшие вследствие походов Александра, где эллинские элементы смешались с восточными.

[13] Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей, М., 1964. С. 132, 135

[14] Райцес В. И. Процесс Жанны д'Арк. M., Л., 1954. С. 12. См. также: Райцес В. И. Жанна д'Арк. Л., 1982.

[15] Тьерри О. Избр. соч. М., 1937. С. 255.

[16] См., напр.: Бромлей Ю. В. 1) К вопросу о сущности этноса //Природа. 1970. ╧ 2. С. 51-55, 2) Этнос и этнография. М., 1973.

[17] Козлов В. И. Динамика численности народов. М., 1969. С. 56.

[18] Пассионарное напряжение этноса - это количество имеющейся в этнической системе пассионарности, поделенное на количество персон, составляющих этнос.

[19] См.: Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. Т. 14. С. 318.

[20] В XIII в. - во время альбигойской войны; в XVI в. ~ гугенотских войнах и в XVII в. - из-за восстания камизаров.

[21] Козлов В. И. Что такое этнос //Природа. 1971. ╧ 2. С. 72.

[22] Подробнее см.: Стеблин-Каменский М. И. Культура Исландии. С. II.

[23] Томский А. Kopoль иcлaндcкий//Пpиpoдa и люди.1912. ╧ 13. С. 608-670. ╧  44. С. 684-686.

[24] Богораз В. Г. Новые задачи российской этнографии в полярных областях // Труды Северной научно-промысловой экспедиции. Вып. 9. Пг., 1921. С. 20-21.

[25] Гуковский М. А. Итальянские войны и Высокое Возрождение XVI в. (до 1559 г.)// Очерки истории Италии /Отв.ред. М.А. Гуковский. М., 1959. С. 125-152.

[26] Ролова А. Д. Период испанского владычества (вторая половина XVI в. - XVIII в.) //Там же. С. 153-191.

[27] Термин "action directe" практически непереводим. Он выражает непосредственность в проявлении импульса, в данном случае - пассионарного.

[28] Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. Т. VI. М., 1939. С. 347.

[29] Там же. С. 348.

[30] Тьерри О. Избр. соч. С. 193.

 

<< ] Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top