Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

Глава 7. ГРЕЦИЯ В IV В. ДО Н. Э.

В. И. Исаева

1. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Пелопоннесская война послужила своего рода границей между двумя этапами развития греческого общества. Она оставила глубокий след в памяти и ее современников, и последующих поколений. Затяжное и кровопролитное столкновение афинского и спартанского союзов побудило Фукидида охарактеризовать эту войну как самую достопримечательную из всех предшествующих, вызвавшую величайшее движение среди эллинов (I, 1, 1-2). Период с 404 по 337 г. (с окончания Пелопоннесской войны до Коринфского конгресса, юридически закрепившего порабощение Эллады Македонией) перенасыщен событиями в сферах экономики, политики, социальной жизни. Процессы, протекавшие в Греции IV в., генетически связаны с предшествующим периодом и вместе с тем имеют качественные отличия, сформировавшие совершенно особую атмосферу этого времени.

Окончание Пелопоннесской войны не принесло мира Элладе, наоборот, военные столкновения стали чаще и кровопролитнее, а методы ведения борьбы ожесточеннее. Все военные действия сопровождались опустошением и разорением территории врага. Еще не было подписано официальное соглашение об окончании войны, а спартанский полководец Лисандр уже приступил к планомерному наведению "порядка" в полисах, особенно тех, которые выступали на стороне побежденных Афин. На греческие города обрушился шквал репрессий, не было конца изгнаниям, казням, конфискациям имущества.

Лакедемон заботился не только об установлении нужных ему режимов, но и всячески поддерживал их. Власть в полисах, по существу, принадлежала спартанским наместникам (гармостам), которые хозяйничали в них, имея достаточно широкие полномочия казнить и миловать, вмешиваться в экономику, диктовать военные и политические акции. Как заметил в "Греческой истории" Ксенофонт (III, 1, 5), все эллинские города беспрекословно подчинялись указаниям каждого лакедемонянина. Этот жесткий военный диктат гарантировал существование и процветание декархий, советов из 10 правителей, представлявших 10 гетерий (тайных обществ). Плутарх описывает их в биографии Лисандра, сообщая, что власть из его рук получали "члены тайных обществ и друзья, связанные с ним узами гостеприимства ... он предоставил им неограниченное право награждать и карать. Лично присутствуя при казнях, изгоняя врагов своих друзей, он дал грекам образчик лакедемонского правления" (VIII, 11-15).

Спарта стремилась привести всю Грецию к некоему единообразию, обеспечивающему оптимальные условия для господства. Карательные экспедиции Лакедемона следовали одна за другой. Создается впечатление, что не было ни одного города, которому бы торжествующие победители не отомстили за прошлые обиды, не покарали за неповиновение в настоящем, не дали урока на будущее. Изыскивая предлоги для вторжения, спартанцы проявляли большую гибкость: то они якобы восстанавливали справедливость, то заступались за обиженных, то радели о благе граждан, то действовали во имя свободы или высших целей.

Типичным примером спартанской практики может служить инцидент с Элидой (401-400 гг.). Поводом к походу против нее послужили старые счеты и отказ элейцев выполнить некоторые приказы Лакедемона. Войско под предводительством спартанского царя Агиса II, сына Архидама, первым делом подвергло местность вокруг города опустошению и сожжению, в мародерстве поспешили принять участие полисы, формально не объявившие войны Элиде. Среди защитников произошел раскол, сторонники Спарты предприняли попытку государственного переворота, которая не увенчалась успехом. В результате изнурительной осады Элида сдалась на милость победителя и выполнила все его требования.

Опьяненная успехами Спарта решила не ограничиться материковыми и островными полисами, а навести "порядок" и на побережье Малой Азии, в расположенных там греческих городах. В свое время Лакедемон признал власть персидского царя над ними в обмен на денежную помощь. Когда острая нужда в персидских деньгах миновала и в Спарту хлынул поток награбленной добычи, она пренебрегла прежним соглашением и сделала попытку распространить свою власть и на малоазийские города.

Но здесь ей пришлось столкнуться с сильным противником. Персия настороженно наблюдала за возрастающей активностью Лакедемона и готовилась ограничить его амбиции. Спартанцы ускорили события, вмешавшись в споры о персидском престолонаследии. На стороне одного из претендентов, Кира, сражались греческие наемники, в основном выходцы из Пелопоннеса. Их поддержка не помогла Киру: в одной из битв он погиб, а греческий отряд численностью 10 тыс. человек в течение долгого времени с боями пробивался в Элладу. Описанию этого похода посвящено одно из произведений историка Ксенофонта - "Анабасис".

Поддержка, оказанная Киру, предельно обострила отношения между Спартой и Персией, которая приняла свои контрмеры: отправила в малоазийские полисы войско с целью навести там порядок, совершенно противоположный спартанскому. Везде свергались олигархические режимы и устанавливались демократические. Спарта пыталась избежать открытой борьбы с Персией, но, осаждаемая просьбами своих сторонников о помощи, вынуждена была в 399 г. вступить с ней в вооруженный конфликт.

Война сразу же обнаружила ахиллесову пяту Лакедемона - отсутствие прочного тыла. Бесцеремонные действия Спарты уже давно вызывали раздражение греческих государств. Ее упрекали в том, что она чинит беззакония, порабощает города, заключает с ними неравноправные договоры, особенно много претензий вызвало вмешательство во внутренние дела - учреждение декархий и насаждение олигархий. Взбунтовались даже союзники спартанцев, осыпая лакедемонян упреками, что они не получили "никакой доли ни во власти, ни в почестях, ни в военной добыче", возмущенные тем, что спартанцы распоряжаются ими как хозяева (Ксенофонт. Греческая история, III, 5, 12).

Афинская пропаганда, всячески поддерживая и разжигая такие настроения, готовила почву для организации нового союза. Довольно скоро после начала спартано-персидской войны была создана антиспартанская коалиция (395 г.). Для консолидации сил противников Лакедемона немалый вклад внесла и персидская дипломатия, снова в который раз применив излюбленный метод - использовать противоречия между полисами в собственных интересах. Кроме того, Персия оказала новому союзу и значительную финансовую поддержку. Последнее обстоятельство позволило Лакедемону утверждать, что им недовольны только те, кто подкуплен персидским золотом.

Спарте пришлось вести войну на два фронта, причем Афины и их союзники сумели нанести ей ряд чувствительных поражений. Особенно большой резонанс вызвала блестящая победа в 390 г. отряда под командованием афинского стратега Ификрата, успешно применившего принципиально новую военную тактику. Успехи коалиции на суше и на море показали, что политика террора не достигла своей цели, а вызвала обратную реакцию. Противники Спарты, хотя и потерпели поражение в Пелопоннесской войне, обладали достаточно мощным военно-экономическим потенциалом для продолжения борьбы.

Обеспокоенный падением своего влияния в Греции, Лакедемон поспешил заключить с Персией соглашение на условиях, которые были признаны в Элладе позорными и впоследствии еще долго использовались антиспартанской пропагандой. Спарта как представитель Греции отказалась от территорий, завоеванных Элладой в греко-персидских войнах, и уступила Персии малоазийские полисы. Другие пункты мирного договора, подписанного в 387 г. в Сузах и получившего название Царского или Анталкидова (по имени главы спартанского посольства)., предусматривали запрещение в Греции любых союзов, кроме Пелопоннесского, и гарантировали всем полисам свободу и независимость. Гарантом выступал персидский царь. Привлекательная на первый взгляд формула об автономии греческих государств на практике оборачивалась юридическим закреплением раздробленности Эллады и господства в ней Спарты. Отныне карательные экспедиции могли проводиться под предлогом наказания нарушителей договора, а ими становились те, кто имел несчастье вызвать неудовольствие Спарты.

Антиспартанская коалиция, не имея достаточно сил для борьбы против объединенного лакедемоно-персидского войска, вынуждена была согласиться с этими условиями. Анталкидов мир подписали все греческие полисы. И сразу же по Элладе прокатилась вторая водна репрессий. До основания была разрушена Мантинея, а жители ее расселены по деревням. На милость победителя сдался Флиунт. Там спартанский царь Агесилай создал судилище, которому предоставил право предать казни всех, кого оно найдет нужным. Лакедемон свел счеты со своим давним соперником Фивами, заставив их распустить Беотийский союз и стать союзником Спарты. Была разгромлена Халкидская лига.

Политика такого рода, подкрепленная формальным узаконением грабежей и насильственных политических переворотов, признание Персии, исконного врага Эллады, высшим судьей во внутригреческих делах отнюдь не увеличивали симпатии полисов к Лакедемону. Позабыв взаимные претензии, объединенные ненавистью к Спарте, они сумели договориться и нанести ей серию контрударов. В 379 г. в Фивах при тайной поддержке Афин вспыхнуло антиолигархическое восстание, в городе была установлена демократия. Он вновь стал независимым и в скором времени восстановил и опять возглавил союз беотийских полисов. Закрепляя достигнутый успех, Афины обратились к дружественным полисам с призывом образовать новый морской союз. Эта идея была охотно поддержана, и в 378 г., демонстративно нарушив условия Анталкидова мира, Афины создали Второй Афинский морской союз. В города опять стали отправляться военные экспедиции, на этот раз с целью освобождения от господства Спарты, свержения в них олигархических режимов и восстановления демократических. Успехи Афин на море, а Фив - на суше вынудили Спарту примириться с изменениями на политической карте Эллады и заключить со своими противниками соглашение, в котором признавалось существование Второго Афинского и Беотийского союзов.

Подобно остальным крупным полисам, Лакедемон строго соблюдал договоры только тогда, когда они были ему выгодны. В противном случае юридические нормы в расчет не принимались. Поэтому, заключив неблагоприятное для себя соглашение с Фивами, Спарта довольно быстро нарушила его. Игнорирование права на этот раз ей дорого обошлось, так как Лакедемон столкнулся с противником, превосходящим его по силе.

Афины успешно восстанавливали былое могущество, число их союзников быстро возрастало. На политической арене появился новый лидер - Фивы. Последовавшая после антиспартанского восстания 379 г. их демократическая реорганизация способствовала тому, что и в остальных беотийских полисах произошли антиолигархические перевороты, которые привели к консолидации сил внутри Беотийского союза. Период между 379 и 362 гг. обычно рассматривается как время его гегемонии в Греции.

Выдающиеся фиванские политические деятели Пелопид и Эпаминонд уделили много внимания военному и политическому укреплению союза. Проведенные ими реформы превратили беотийскую армию в одну из самых боеспособных в Элладе. Из нововведений необходимо отметить создание боевой тактики "кодой клин", позволявшей использовать специальный "священный" отряд как особую ударную силу, рассекающую фланг неприятеля. Военные успехи Беотии традиция связывает с Эпаминондом, характеризуя его не только как блестящего полководца, но и хорошо образованного человека, прекрасного оратора, дальновидного политического деятеля.

Столкновение фиванских и спартанских интересов привело к возникновению нового вооруженного конфликта. В битвах при Левктрах (371 г.) и Мантинее (362 г.) беотийцы нанесли спартанцам такое сокрушительное поражение, что оно привело к распаду Пелопоннесското союза и Спарта на долгое время утратила возможность претендовать на первенство в Греции. Однако цена, которой Фивы оплатили свою победу, оказалась непомерно высокой. Они понесли огромные потери, а в битве при Мантинее, носившей особенно ожесточенный характер, был смертельно ранен Эпаминонд. Диодор Сицилийский передает его последние слова: "Умирая, оставляю двух дочерей - победы при Левктрах и Мантинее" (XV, 87, 6).

Заканчивая описанием битвы при Мантинее свою "Греческую историю", Ксенофонт меланхолично заметил, что "это сражение внесло еще большую путаницу и замешательство в дела Греции, чем было прежде" (VII, 5, 27). Будущее показало, что он имел все основания для подобного заключения. Успехи фиванцев положили конец их дружбе с афинянами, поспешившими на помощь погибающей Спарте. Этим маневром они надеялись воспрепятствовать усилению Фив и распространению их влияния на Элладу. Беотия, не имеющая прочного основания для лидерства, утратила роль гегемона.

Афины достигли цели, однако их собственное положение значительно пошатнулось. Партнеры по Второму Афинскому союзу уже давно выражали недовольство постепенным возвращением к методам Архэ - попыткам выведения клерухий, выкачиванием денег, пренебрежением интересами других полисов, но Афины были не в состоянии измениться. Разногласия достигли такого накала, что привели к открытому конфликту: разразилась так называемая Союзническая война (357-356 гг.), закончившаяся победой союзников, которых поддержали не только враги Афин в Элладе, но и малоазийские правители-династы, а также Персия. Второй морской союз распался, Афины, подобно Спарте и Фивам, утратили лидерство, в Греции наступило неустойчивое равновесие, периодически нарушаемое локальными военными столкновениями.

Политическая история занимает особое место в IV в. Она одновременно и следствие глубоких и важных процессов, протекавших в полисе, и форма их выражения, и фактор, стимулирующий их развитие. Полисная жизнь этого периода полна противоречий, иногда очень острых, которые принимали самые разные формы. Новые тенденции в рамках старой системы вносили существенные изменения в сферу социальных и политических отношений, в экономику и идеологию. Иногда они усиливали развитие уже обозначившихся факторов, делали их более отчетливыми и яркими, увеличивая их удельный вес, иногда приводили к образованию новых форм, иногда отсутствие новых дефиниций для оценки явления расширяло границы старых. Некоторые изменения носили кризисный характер, если сравнивать их с предшествующим периодом.

Многие исследователи определяют комплекс проблем IV в. и их специфику как кризис полиса. Такая точка зрения получила широкое распространение, но разделяется далеко не всеми, а среди ее сторонников нет единодушия во взглядах на сущность полиса, на классификацию его основных признаков и на его исторические судьбы. Неоднозначна и трактовка термина "кризис" по отношению к конкретной исторической ситуации. Кризисные изменения в IV в. могут трактоваться и как упадок полиса в качестве государственного образования, и как переломный момент в рамках этого образования, обозначающий переход на новую ступень развития [+1].

Расходясь в оценке явления, исследователи довольно единодушны в выделении тех процессов, которые дали основание для дискуссии и позволяют говорить о IV в. как о совершенно особом периоде греческой истории.

Одна из наиболее характерных черт Эллады этого времени - не только быстрое развитие ранее наметившихся тенденций, но и их масштабность. Как и прежде, войны составляли фактологическую канву греческой истории, но их роль в жизни общества изменилась. Прежде всего, военные столкновения стали чаще и глобальнее. Любое, даже локальное, столкновение неизбежно затрагивало интересы многих полисов, связанных друг с другом экономическими н политическими узами. Велись войны не столько отдельными городами, сколько крупными военно-политическими союзами; в случае поражения противники многое теряли, а в случае победы - приобретали. Удачные войны приносили коалициям, особенно их главам, значительные богатства, увеличивали число контролируемых территорий, создавали политический перевес, который в конечном счете приносил экономические выгоды.

Лейтмотив жадного стремления к выгоде, доходам, ради которых затеваются войны, отчетливо звучит в греческих источниках. Фукидид был убежден, что причины Пелопоннесской войны определялись корыстными побуждениями. В "Греческой истории" Ксенофонта постоянно встречаются упоминания о грабежах и захвате добычи. Политические ораторы Исократ и Демосфен в речах неоднократно упоминают о том, что государства воюют ради выгоды, вооруженные споры ведутся из-за участков земли.

Упорное стремление к наживе подхлестывалось тем, что греки имели перед глазами наглядные примеры тех благ, которые могли принести войны. Спарта, например, в результате своих завоеваний оказалась обладательницей колоссальных денежных богатств. А из ее поражения немалую экономическую пользу извлекли Афины.

Вместе с тем войны требовали от городов максимального напряжения сил. При таком размахе они не могли вестись только одними гражданами, все чаще государства были вынуждены прибегать к помощи наемников. В IV в. наемные войска широко применялись не только в Элладе, часть греческих воинов находилась на службе у иноземных правителей. Использование наемного войска, конечно, в известной мере облегчало городам военные тяготы, но вместе с тем и создавало много трудностей, часто они вставали в тупик перед проблемой: где взять деньги для выплаты жалованья, особенно в случае поражения. Часть исследователей именно развитием наемничества объясняют изменение правил ведения войны, усиление жестокости, учащение случаев ограбления и опустошения территории врага.

Хотя к помощи наемников охотно прибегали, отношение к ним было негативное; господствовало убеждение, что на такую службу могут идти только те, кто вконец опустился и обнищал, всякое человеческое отребье. Исократ называет их людьми, лишенными отечества, перебежчиками, существами, причастными ко всяким гнусностям (VIII, 44).

Постепенно греки стали все чаще испытывать на себе отрицательные последствия непрерывных военных столкновений, уроны, причиняемые ими экономике. Вооруженные конфликты тяжело отразились на социальной жизни в полисе, общественной психологии. Эллада изнемогала под бременем междоусобиц, которые ослабили ее и в конце концов привели к утрате независимости. Неудивительно, что появилось и стало крепнуть убеждение: военные конфликты между греками - братоубийственная война, преступление против соотечественников. Аристофан выразил настроения определенной части общества, когда в комедии "Мир" (ст. 991-998) обратился со страстным заклинанием к богине мира Эйрене:

От усобиц избавь нас, от свары и драк,
И тебя назовем мы - "Довольно Войны"!
Подозрительность злую сними с наших душ,

Прекрати болтовню,
Под обличьем изящным грызущую нас.
Соком дружбы взаимной, прощеньем обид

Напои, как и встарь,
Нас, прекрасной Эллады счастливый народ.

Заканчивается комедия пожеланием (ст. 1326-1328):

Пусть сокровища все, что война отняла,
К нам вернутся сторицей! И пусть навсегда
Мы забудем о блеске железном

Пер. А. Пиотровского.

Война, особенно в речах политических ораторов, связывалась с такими понятиями, как зло, опасность, смятение, убийство, уничтожение и разрушение. Замыслы, ведущие к возникновению военных конфликтов, объявлялись безрассудными и безумными, раздавались призывы к сплочению полисов. Широкое распространение получила идея всеобщего мира, основанного на признании независимости всех греческих полисов. В литературе высказано мнение, что она нашла свое частичное воплощение в серии договоров, постулирующих автономию полисов и подписанных всеми государствами или их подавляющим большинством.

Это ярко выраженное пацифистское направление в греческой идеологии находилось в вопиющем противоречии с практикой. До нас дошли шедевры политической публицистики IV в. - речи, призывающие к миру, но в то же время ни один полис не упускал возможности поживиться за счет соседей.

Между тем теоретическая мысль настойчиво искала выход из создавшегося положения и, наконец, как ей показалось, нашла возможность приспособить привлекательный лозунг к действительности. Стимул для объединения был найден не в Элладе, а за ее пределами. Грекам предложили забыть взаимные распри ради совместного похода против варваров - персов. Эта концепция получила у исследователей название панэллинизма.

Мысль об объединении для похода впервые, очевидно, была высказана еще в V в. Горгием из Леонтин, затем поддержана Лисием и свое окончательное завершение нашла в трудах Исократа. Все три оратора исходили из противопоставления греков негрекам, из глубокой убежденности эллинов в превосходстве над своими соседями. Благоприятную почву для оформления и пропаганды похода на Восток создали сразу несколько факторов. Среди них были укоренившееся в сознании эллинов восприятие негреков, варваров, как существ неполноценных, постоянные напоминания об обидах, нанесенных Элладе в греко-персидских войнах (уже давно ставшие штампом пропаганды), легенды о персидских богатствах и, наконец, глухое раздражение полисов персидским царем, вызванное его постоянным вмешательством в греческие дела.

Примечательно, что практика непрерывных войн наложила отпечаток на направление в развитии пацифистских теорий. Мир в Греции казался возможным только при условии войны в Азии. Прекращение множества небольших вооруженных конфликтов было детерминировано возникновением нового, одного, но зато глобального. Цели войны при таком варианте оставались прежними - поиски наживы. Исократ предложил полисам: вместо того чтобы воевать друг с другом из-за доходов, лучше перенести войну в Азию. Таким простым и эффективным путем он намеревался решить сразу две насущные проблемы - создать прочную платформу для объединения полисов, причем в привычной для них форме, в виде военно-политического союза, и в то же время увеличить их доходы.

Возможность, по словам Исократа, "приобрести большие богатства за чужой счет" (IV, 182) обладала большой притягательной силой не только для оратора, но и, судя по популярности этой идеи, для многих греков. Воображение эллинов будоражило золото Азии. Оно постоянно фигурирует в самых неожиданных ситуациях, вплоть до того, что было объявлено источником междоусобиц: соперничающие полисы часто обвиняла друг друга в подкупе персидским золотом. Слухи о несметных персидских сокровищах и царящем в Азии изобилии были, очевидно, широко распространены и достигали порой чудовищных размеров. Аристофан издевательски высмеял мечты афинского демоса о персидских тазах, полных золота, в одном из диалогов пьесы "Ахарняне" (ст. 68-110).

Создание негативного образа Востока, враждебного Элладе, возможность призыва к объединению греков для его завоевания показывают, что противоречия между полисами не носили непримиримого характера. Существовало понятие греческого мира, основанное на общности политических, экономических, социальных, культурных особенностей эллинских полисов. Панэллинизм отражал в идеологии известный уровень подготовленности греков к объединению, достаточный для того, чтобы осознать его необходимость, но недостаточный для его осуществления.

Одной из наиболее распространенных практических форм объединения могут считаться коалиции. Каждый полис, пользующийся авторитетом в Элладе, возглавлял какую-нибудь коалицию. За Афинами стоял Второй Афинский морской союз, за Спартой - Пелопоннесский, Феры выступали от имени Фессалии. Фивы объединяли Беотию и после битвы при Левктрах действовали в союзе с Фокидой, Локридой, Этолией, Акарнанией и Эвбеей. Центром и опорой освободительного движения среди пелопоннесских полисов стала Аркадия. Олинф, крупнейший город в Северной Греции, представлял Халкидскую лигу.

Перечисленные объединения контролировали обширные территории, некоторые претендовали на господство над всей Элладой. Если в V в. межполисная политика определялась в основном двумя государствамигегемонами, Афинами и Спартой, то в IV в. конфронтация расширилась. Стали интенсивно развиваться многие отсталые области Греции, возросло их экономическое и политическое значение. Расстановка сил на политической арене изменилась.

Межполисные коалиции классифицируют по-разному, но чаще всего их делят на три основных типа - амфиктионии, симполитии и симмахии. Амфиктионии, как уже говорилось, были, как правило, союзами религиозного характера, группировавшимися вокруг какого-нибудь популярного культа и храма. Наиболее крупной и известной среди них считалась лига, связанная со знаменитым храмом Аполлона в Дельфах. Объединения такого рода иногда имели и важные политические функции. Дельфийская лига, например, играла заметную роль в межполисной политике.

Симполитии в исследовательской литературе часто называют федеративными или федеральными государствами, их структура описана в предшествующей главе. Обычно в союзы такого типа объединялись этнически близкие полисы, большинство известных в IV в. симполитии образовалось в ареале старых племенных союзов. Иногда партнеры находились на разных стадиях развития, тогда в рамках одной симполитии сосуществовали и полисы, и племенные объединения. К наиболее сильным и влиятельным симполитиям относились Беотийская, Фокидская, Аркадская, Халкидская. Похоже, что по структуре к ним примыкал и Этолийский союз. Наивысшего расцвета симполитии достигли в последующий период, но и в IV в. они были достаточно широко распространены.

Однако наибольший вес в Элладе имели симмахии, военно-политические союзы, именно они делали погоду в межполисной политике. Об устройстве Афинских архэ и Пелопоннесского союза было рассказано выше. Обе эти коалиции распались, но Афины в отличие от Спарты нашли силы для организации нового объединения - Второго Афинского морского союза, устав которого, вырезанный на мраморной плите, дошел до наших дней. Хотя со временем союз постигла участь Архэ, принципы его построения заслуживают внимания, так как они существенно отличались от прежних.

Союзники уже обрели горький опыт сотрудничества с Афинами, поэтому они потребовали от них гарантий, что прошлое не повторится, и Афинам пришлось пойти на уступки. Так, в уставе союзникам гарантировалась независимость, категорически запрещались клерухии. Высшая власть была передана двум равноправным органам - афинскому народному собранию и синедриону союзников. Синедрион, сформированный из представителей всех союзников (за исключением Афин), принимал решения большинством голосов, местом его постоянного пребывания были Афины. Для проведения любой акции требовалось согласие и афинского народного собрания, и синедриона. Государства, входящие в союз, вносили денежные взносы (синтаксис) или поставляли войска. По своим размерам синтаксис значительно уступал прежнему форосу. Устав союза было запрещено пересматривать. Эта коалиция объединяла около 70 городов, в том числе многие крупные, экономически хорошо развитые - Хиос, Византий, Митилену, Мефимну, Фивы, города Эвбеи и Фракийского побережья.

Высшим достижением на пути преодоления раздробленности были, очевидно, союзы типа симмахии. Амфиктионии создавались по религиозному признаку, а симполитии были вариантом несколько затянувшегося синойкизма, т. е. политического объединения населения, живущего на одной территории. Между тем в симмахии, особенно в афинскую, входили полисы, достигшие достаточно высокого уровня развития. Точность формулировок устава Второго Афинского морского союза, сложность структуры этого альянса показывают, что греческие государства внесли немалый вклад в теорию и практику межгосударственных объединений Европы. Возможно, уже тогда были выработаны некоторые принципиальные установки, которые легли в основу некоторых типов современных государств, во всяком случае, в исторической литературе высказано мнение, что симмахии близко подошли к идее федерального государства.

И все же ни одна из симмахий не достигла главного - не превратилась в прочную и устойчивую организацию. Практический вариант объединения потерпел ту же неудачу, что и теоретический. Полисам-гегемонам, руководителям коалиций, никак не удавалось удержаться в рамках той власти, которая была предоставлена им уставами. Они всегда превышали ее и превращали возглавляемый ими союз в инструмент для накопления богатств и расширения политической власти.

Афины, например, поклявшись заботиться об интересах партнеров по Второму морскому союзу, поразительно быстро забыли о своих обещаниях. Снова начались захваты чужих земель, насильственное присоединение союзников к коалиции, подавление восстаний в недовольных полисах, экономические санкции против строптивых союзников. Хотя Второй Афинский морской союз возник в совершенно иной исторической ситуации, нежели предшествующий, в конце концов он стал так походить на Афинскую архэ V в., что дал повод исследователям поставить вопрос о его перерождении в Афинскую архэ IV в.

Эта трансформация, равно как и практика Пелопоннесского союза, убеждает в существовании единой принципиальной линии развития, свойственной симмахиям как V, так и IV в. В любом варианте и при любых условиях она приводила к установлению господства полиса-гегемона над остальными союзниками. Период господства мог быть относительно длительным или довольно коротким, но он всегда заканчивался распадом альянса.

Организация коалиций, по существу, была попыткой соединения в рамках одной организации центробежной и центростремительной сил. По природе своей полис был замкнутой единицей и стремился сохранить эту замкнутость всеми доступными ему средствами. Одной из форм обеспечения замкнутости, автаркии можно считать борьбу за свободу, которая проходит через всю греческую историю.

Свобода (элевтерия) стала для греков альфой и омегой их жизни, отличительным признаком их типа организации общества. Она входила в число высших полисных ценностей, утрата которых представлялась для человека самым тяжелым несчастьем. Именно свобода и борьба за нее в свое время были лозунгом, сплотившим эллинов, их целью в греко-персидских войнах, когда удалось отстоять независимость как каждого отдельного полиса, так и Эллады в целом.

В дальнейшем греки часто апеллировали к элевтерии, когда речь заходила о варварах, негреках, особенно о персах. Драматурги, историки, философы, ораторы на все лады подчеркивали принципиальное отличие свободных эллинов от рабов-варваров и противопоставляли независимое греческое государство, образованное свободными гражданами, персидской деспотии, где один человек властвует над толпой рабов.

Эсхил в V в. аллегорически отразил господствовавшие настроения в той сцене своей трагедии "Персы", где Ксеркс пытается запрячь в ярмо двух женщин, олицетворявших Персию и Элладу (ст. 183-187):

Одна в наряде рабьем гордо шествует,
Покорно рот поводьям повинуется.
Зато другая вздыбилась. Руками в цепь
Сломала колесницу, сорвала ярмо
И без узды помчалась неподвластная

(Пер. А. Пиотровского).

Подобную мысль уже без всякой аллегории высказали в IV в. Аристотель в "Политике" (1259 В 9) и Исократ (IV, 151), утверждая, что "раб и варвар по природе своей - понятия тождественные", что жители персидского государства в отличие от граждан полиса "в душе низки и полны раболепного страха", "стремясь унизить себя любым способом, они преклоняются перед смертным человеком".

Полисы высоко ценили свою свободу по отношению как к внешнему миру, так и собственному, эллинскому. Каждое греческое государство гордилось своей суверенностью и требовало уважения ее другими. В юридической сфере свобода полиса оформилась как автономия, т. е. право управлять по собственным законам. В теории этот принцип всеми признавался, а на практике постоянно нарушался, особенно полисами-гегемонами, так что мелким и средним полисам приходилось вести борьбу, подчас достаточно тяжелую, за право быть автономными не только на словах, но и на деле.

Нарушение автономии зачастую служило причиной войны или поводом к ней. Так, спартанцы начали Пелопоннесскую войну под тем предлогом, что необходимо наказать афинян за то, что они устанавливают свое господство над автономными полисами. Афины не остались в долгу.

Когда после окончания Пелопоннесской войны они начали создавать новую коалицию против Лакедемона, то обвинили его в прямом нарушении независимости полисов - насаждении в них олигархии и декархий.

С реальной автономией союзников в коалициях дело обстояло неблагополучно, хотя во Втором Афинском морском союзе, например, автономия была условием образования альянса. Тем не менее она часто нарушалась. Афины навязывали партнерам свою волю не только во внешнеполитических акциях, но и в их внутренних делах. Речи Исократа показывают (VIII, 46, 134), что после проигранной взбунтовавшимся союзникам войны афинская публицистика, анализируя причины сложившейся ситуации, пришла к выводу, что Афины понесли заслуженную кару, так как обращались с полисами деспотически, нанося им обиды и облагая непомерной данью. Очевидно, подобным же образом действовала и Спарта. Мы не располагаем здесь прямыми свидетельствами, но из "Греческой истории" Ксенофонта известно, что среди обвинений, предъявлявшихся Лакедемону, тоже фигурировал упрек в нарушении суверенитета союзников.

Была и другая сторона медали. Очевидно, стремление к защите только собственных интересов, повышенные амбиции полисов по отношению к суверенитету, неумение и нежелание выйти за рамки своего мира никак не могли способствовать прочности альянсов, в их распаде были повинны и главы союзов, и их партнеры. Даже когда полисам приходилось сталкиваться с внешним врагом, они с большим трудом преодолевали автаркию. В истории греко-персидских войн можно найти немало эпизодов, связанных с предательством, заключением сепаратного мира с неприятелем, даже выступлений на стороне противника.

Спарта спокойно предала интересы эллинов, заключив выгодный для себя альянс с Персией. Афины горячо ратовали за объединение греков для похода на Восток и всячески прославляли себя как носителей истинно эллинского духа, но только потому, что претендовали на роль организатора и руководителя этого похода. Неизвестно, принимали бы они так близко к сердцу нужды соотечественников, если бы поход должен был возглавить другой полис. И наконец, как будет показано дальше, в решающий момент, когда Элладе грозило порабощение Македонией, полисы так и не смогли преодолеть автаркию и создать всеобщий оборонительный союз.

IV век был временем, когда первостепенное значение приобрела проблема контактов. В этот период шли поиски путей и средств, облегчающих государствам общение друг с другом. Благодаря войнам, союзам, постоянным переговорам о мире общение полисов стало гораздо более регулярным, возникла нужда в создании более определенных норм, предусматривающих действия в различных ситуациях - военных, мирных, торговых, дипломатических. Именно в IV в. стала оформляться правовая система, регулирующая отношения между государствами. Она в известной мере может быть названа предтечей современного международного права.

Система включала в себя взаимный обмен гражданскими правами в некоторых полисных объединениях, торговые соглашения между городами, арбитраж. Особенно быстро развивались нормы, отражающие межсоюзные связи, внутрисоюзные и связи с городами, не входящими в коалиции. Мелкие и средние полисы, которые не желали участвовать в распрях полисов-гегемонов, способствовали созданию концепции нейтралитета. Неопределенные, расплывчатые, относящиеся к области обычного права так называемые общие законы, определявшие прецеденты, ведущие к войне (casus belli), были заменены более четкими и ясными установлениями" .

Чрезвычайно возросла роль договоров, и упрочился их авторитет. Этот фактор представляется важным, так как юристы полагают, что именно договоры - один из основных источников формирования международного права. Больших успехов достигло и абстрактное право. Стали разрабатываться в юридическом аспекте такие понятия, как суверенность, единство, допустимая и недопустимая по отношению к другим государствам политика, справедливость. Не были забыты также правила дипломатического общения и, возможно, институт представительства. Существует предположение, что обычай проксении (взаимного гостеприимства) в IV в. приобрел новые функции, в которых исследователи находят черты, близкие современным консульствам. Как было показано выше, правовой категорией стал также принцип суверенитета государства.

Постоянная нужда во внешнеполитических акциях, вербовке союзников, подготовке общественного мнения к одобрению своих действий и порицанию действий противника способствовала формированию и широкому применению политической пропаганды. В описываемый период уже были выработаны ее основные штампы и создан целый арсенал средств убеждения. Пропаганда поставила себе на службу моральные и правовые категории, исторические факты, интерпретируя и обыгрывая их в нужном ракурсе. Как правило, одни и те же аргументы служили для оправдания политики одного полиса и осуждения другого.

Очень часто апеллировали к понятию справедливости, сближая ее с установившимися нормами и обычаями. Справедливо, например, помогать союзникам, заступаться за них, соблюдать заключенные договоры, не отступать от своих обещаний и т. п. Афины и Спарта сумели гибко использовать эти постулаты в своих интересах.

Спарта предъявляла Афинам обвинение в том, что те притесняли эллинов и своим высокомерием обижали малые города. Афины парировали его утверждением, что наказаны были лишь неверные союзники, нарушившие свои обязательства, сотрудничество с Афинами принесло другим городам немало выгоды и пользы. В подобных злодеяниях повинны сами спартанцы: это они процветали за счет других, не заботясь об интересах союзников, в основу своей политики положили силу, а не законы и, добившись преобладания, тут же вместо свободы наложили на Элладу двойное рабство гармостов и декархов.

Обе стороны обвиняли друг друга в разжигании братоубийственной войны и угнетении Эллады. Лакедемон ссылался на то, что он начинал военные действия не по своей инициативе, а по просьбе союзников, у которых не стало сил терпеть обиды от Афин, нагло попирающих все существующие законы. Афины же говорили, что, воюя со Спартой, меньше всего думали о собственных интересах, а были возмущены ее политикой, которая приводила к раздорам, кровопролитиям и государственным переворотам. Они чувствовали себя обязанными вмешаться и установить, наконец, мир и порядок в Греции.

Важным аргументом в споре полисов за первенство стала история. Действия того или иного государства в прошлом превращались в веское основание для объяснения и оправдания его политики в настоящем и прогнозов на будущее.

Политическая пропаганда эксплуатировала в основном события грекоперсидских войн, особенно много усилий здесь приложили афиняне. Их действительно большие заслуги в деле защиты Эллады от персов в речах ораторов приняли гиперболические размеры. Греции старались внушить, что она обязана своим спасением исключительно Афинам. Афинская публицистика снова и снова напоминала, убеждала, уговаривала, что Афины - спасители Эллады, ее освободители, благодетели. Ликург в речи "Против Леократа" писал, что предки "готовы были умереть не только за свою родину, но и за Элладу, всеобщую отчизну", что они, "рискуя собой, доставили всем эллинам общую безопасность" (104). По мнению Лисия, афиняне "своим мужеством завоевали для Эллады свободу" (II, 44).

Целью этих панегириков было требование к греческим полисам, чтобы они выразили свою благодарность в конкретной форме, а именно признания права Афин на гегемонию в Элладе и сделать их предводителями похода на Восток.

Еще одним распространенным штампом политической пропаганды стало обвинение в дружбе с Персией. Альянс с персидским царем, направленный против других полисов, считался одним из самых тяжких грехов, так как означал предательство соплеменников их исконному врагу.

Спарта упорно объясняла собственную непопулярность в Элладе персидским золотом. Ксенофонт в "Греческой истории" оставил типичный образец лакедемонской трактовки причин, побудивших полисы объединиться против Спарты. Оказывается, наиболее известные политические деятели Греции получили персидские деньги и стали везде порочить Спарту. "Когда же им удалось возбудить ненависть к Лакедемону, крупнейшие греческие государства стали объединяться друг с другом в союзы" (II, 5, 1-2).

Афины, в свою очередь, утверждали: Спарта вела войну на персидские деньги. (Любопытно, что обе стороны были правы: и Афины, и Лакедемон в борьбе за гегемонию в Элладе постоянно прибегали к финансовой поддержке Персии.) Сильный козырь Афинам дал Анталкидов мир. Афинская пропаганда не замедлила им воспользоваться, подчеркивая, что спартанцы заискивали перед варварами ради порабощения греков, что они выдали персидскому царю греческие города на малоазийском побережье, позволили ему управлять делами эллинов. Демосфен говорил, что Афины были ослаблены персидским царем с помощью лакедемонян (XV, 24).

2. ТЕНДЕНЦИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

Хотя проблемы внешней политики стали для IV в. определяющими, не менее важны были внутриполитические факторы.

В сфере экономики исследователи располагают в основном материалом, относящимся к Аттике, так что поневоле в качестве модели сложившейся ситуации приходится брать Афины, но даже и здесь реконструкция производится с трудом и часто базируется на косвенных свидетельствах.

Одним из наиболее важных компонентов полисной жизни было сельское хозяйство. Довольно долгое время господствовало, хотя разделялось далеко не всеми, мнение, что Пелопоннесская война стала для земледелия рубежом "аграрного переворота", характеризовавшегося массовым разорением крестьянства, миграциями сельского населения в город, концентрацией земли в руках немногих богачей. Сторонники этой концепции аргументировали ее тем, что в IV в. явно участились случаи купли-продажи земли, сдачи ее в аренду, что источники пестрят упоминаниями об обеднении крестьянства.

В последнее время такая точка зрения все чаще подвергается критике. Ее противники, опираясь в основном на новые археологические открытия, давшие массовый эпиграфический материал, приходят к выводу, что земельная собственность тогда распределялась равномерно и нет никаких оснований говорить об обезземеливании сельского населения в широком масштабе. Хотя трудно определить интенсивность и размах операций по купле-продаже земли в IV в. и соотнести их с V в., они, скорее всего, не были таких размеров, чтобы привести к существенным изменениям в экономике полиса и повлиять на его традиционную структуру.

Литературные источники показывают, что в IV в., как и прежде, гражданин осознавал себя полноправным членом полиса, если обладал земельным участком. Поэтому землю стремились сохранить и в том случае, если основным занятием становились ремесло или торговля. Связь с землей была своего рода показателем социального статуса и престижа. Недаром оратор Динарх, перечисляя в речи против Демосфена (I, 71) признаки, необходимые политическому деятелю для завоевания популярности, говорит в том числе и о земельном наделе, который должен находиться в пределах полиса. В произведениях драматургов, публицистов, философов прослеживается явное тяготение к прославлению крестьянства и сельского труда как синонимов основательности и стабильности. В общественном мнении продажа земли не только не поощрялась, но вызывала осуждение как растранжиривание отеческого достояния.

Было доказано, что само понятие концентрации земли требует уточнения и разъяснения. С одной стороны, процесс скупки земли, несомненно, происходил, с другой - нет данных о том, что он разрушал сложившуюся систему. Участки одного лица, прежние и вновь приобретенные, располагались в разных местах Аттики, следовательно, не могли служить основой крупного хозяйства, противопоставленного традиционной системе мелкого и среднего землепользования.

Помимо упоминаний об участившихся случаях купли-продажи земли появляются и свидетельства об ее аренде. Совпадение это не случайно, так как упомянутая выше разбросанность участков не давала возможности владельцу везде самому вести хозяйство или лично контролировать управляющих. В таком случае оптимальной формой извлечения дохода становилась сдача земли в аренду. Признавая существование и достаточно широкое распространение аренды земли IV в., исследователи расходятся во взглядах на социальный состав арендаторов. Одни полагают, что ими были метеки и вольноотпущенники, другие - что это полноправные граждане.

В Аттике IV в. довольно широко прибегали к закладу земли и домов, т. е. займам под залог недвижимости. Археологами обнаружено более 200 долговых камней, когда-то находившихся на крестьянских полях. Суммы проставленных на них займов свидетельствуют, что к закладу прибегали не столько мелкие и средние землевладельцы, сколько состоятельные собственники. Иногда в ход шли огромные по тем временам суммы.

В ремесленном производстве значительно усилилась концентрация мастерских, но она не порождала каких-либо изменений в способе производства и его организации. Доходы, получаемые владельцами мастерских, лишь в малой степени шли на воспроизводство: они либо накапливались, либо использовались для ростовщических операций.

Хотя ремесленное производство не приобрело принципиально новых черт, сфера товарно-денежных отношений заметно расширилась, а протекавшие в ней процессы интенсифицировались. Более широкое, чем в V в., распространение получили кредитно-денежные операции. Благодаря возрастанию обмена и усилению роли денег значительное место в экономике заняла фигура трапезита. Трапезиты выступали одновременно как хранители вкладов, посредники при платежах, заимодавцы, пуская в оборот как собственные деньги, так и деньги вкладчиков. Некоторые из них, судя по дошедшим до нас данным, вели дела с большим размахом, например "банкир" Пасион.

Трапезиты проявляли большую активность и, несомненно, способствовали оживлению товарооборота. Вместе с тем простота их денежных операций, отсутствие разработанных юридических категорий, ограничение деятельности лишь какой-нибудь определенной областью Греции не позволяют полагать, что этот институт был способен удовлетворить растущие потребности экономического общения. Скорее здесь можно говорить о несоответствии темпов развития товарно-денежных отношений формам, в которых они выражались.

Пелопоннесская война втянула многие полисы не только в интенсивное политическое, но и экономическое общение. Широкое распространение в IV в. бронзовой монеты в самых разных областях Греции показывает, что рыночные отношения продолжали активно развиваться и уже охватывали широкий ареал. Показателен пример Спарты, находившейся в V в. на довольно низком уровне экономического развития. После победы в Пелопоннесской войне в Лакедемон потоком хлынуло богатство. Один Лисандр привез в Спарту столько денег, что это повлияло на денежное обращение во всей Элладе. Полученные богатства разлагали консервативный экономический строй Спарты, способствовали подключению ее к товарным процессам, протекавшим в Греции.

Продолжала развиваться торговля. В Афинах IV в. по-прежнему остро стоял вопрос об импорте хлеба. Афинские источники красноречиво свидетельствуют о том, какие страсти разгорались вокруг торговли зерном. Продажа хлеба строго регламентировалась законами, но в тяжелые для полиса моменты они часто нарушались, что порождало бесчисленные процессы в судах. До нашего времени дошла одна из речей Лисия, выступавшего обвинителем по делу о хлебной спекуляции. Лисий утверждал, что торговцы бессовестно наживаются на нужде сограждан: "Когда вы всего более нуждаетесь в хлебе, они вырывают его у вас изо рта и не хотят продавать, чтобы мы не разговаривали о цене, а были бы рады купить у них хлеб по какой ни на есть цене. Таким образом, и во время мира они держат нас в осаде" (XXII, 15).

Войны существенно истощали казну полисов, поэтому перед теми постоянно стоял вопрос, каким путем ее пополнить. Афины возлагали большие надежды на знаменитые серебряные рудники Лавриона, которые издавна служили для них источником государственного дохода. В IV в. рудники стали использоваться интенсивнее, полис сдавал их в аренду частным лицам, своим же гражданам, надеясь таким образом упрочить экономическое положение. Но если раньше такая политика достигала цели, то теперь она приводила к тому, что арендаторы обогащались, а государство беднело. Какой-то процент от доходов арендаторов полис все равно получал, но очень небольшой. Знакомый с положением дел Ксенофонт написал трактат "О доходах", в котором предложил меры, направленные на увеличение доходности рудников для полиса, посоветовав государству поучиться искусству обогащения у своих граждан.

Другим источником для поддержания экономической стабилизации полиса стали литургии и эйсфора. Литургии - налог, взимаемый с граждан на нужды государства,- хотя и не приняли таких гигантских размеров, как в жалобах тех, кому приходилось их выполнять, все же значительно увеличились в размере. Чрезвычайный военный налог - эйсфора - налагался на всех граждан полиса в тяжелых военных и политических ситуациях, а они в IV в. возникали все чаще и чаще.

Новые веяния коснулись и социальной структуры полиса. Нужда государства в деньгах была столь велика, что оно пошло на изменение некоторых законов, обеспечивающих преимущество граждан перед негражданами. В Афинах увеличилось число свободных неграждан и вольноотпущенников, занятых в земледелии, ремесле, торговле, практически они трудились во всех сферах производства. Участие метеков в важной для полиса хлебной торговле было столь велико, что афинские законы перестали делать здесь различие между гражданами и негражданами. В IV в. впервые за всю историю государства и те, и другие оказались в равном положении, если шла тяжба, связанная с морскими займами. Некоторые метеки-трапезиты удостоились высшей награды - получили гражданские права.

Изменения произошли и в сфере рабства и рабовладения. Они не коснулись главного - принципов построения и существования общества, основанного на эксплуатации труда несвободных, но затронули этнический состав рабов. Раньше основную массу рабов в полисах составляли варвары, теперь все чаще стали встречаться рабы-греки. Начало этому процессу положила Пелопоннесская война, давшая много случаев порабощения военнопленных. Последующие военные конфликты упрочили подобную практику, хотя она и шла вразрез как с существующими традициями, так и с установившимися взглядами. Аристотель, излагая свою достаточно консервативную теорию рабства, не включал в категорию рабов военнопленных-греков, так как они были свободны по природе.

Чаще стал применяться самостоятельный и полусамостоятельный труд рабов. Скопив деньги и выкупившись на волю, бывшие рабы продолжали работать в сельском хозяйстве и мастерских. Не имея права покупать землю, они могли становиться арендаторами или сельскохозяйственными рабочими. Некоторые исследователи полагают, что в IV в. существовала конкуренция между свободным и рабским трудом, приводившая к обнищанию свободных масс населения и возникновению в городах "люмпен-пролетариата". Работы последних десятилетий показывают, что, хотя случаев разорения стало больше, они не приводили к широкому обнищанию масс, к существованию в городах большой прослойки опустившихся свободных. Полис был еще достаточно силен, чтобы обеспечить права своих граждан во всех областях, и не допускал конкуренции между ними и рабами.

Хотя каждый из перечисленных факторов не был сам по себе столь значителен, чтобы нанести серьезный ущерб полису, но их совокупность влияла на обстановку в греческих государствах, которая была явно неблагополучной. Источники показывают, что сами греки находили в жизни полиса много тревожных симптомов. Особенно беспокоило их усиление социальной и политической дифференциации в обществе.

Ситуации, описанные в источниках, производят на первый взгляд угнетающее впечатление. Античные авторы убеждены, что полис находится на грани катастрофы: он наполнен стенаниями, никто не живет легко и радостно. Измученные нуждой бедняки мерзнут зимой в одежде, вид которой не поддается описанию, выпрашивают подаяние и скитаются по Элладе, причем число таких бродяг достигло уже угрожающих размеров. Из-за постоянных военных действий многие занятия оставлены, казна опустела. Не менее плачевна и жизнь состоятельных людей, так как государство постоянно вымогает у них деньги, в то же время не ограждая их от угроз и насилий, не обеспечивая их безопасность.

Яркими красками живописует Аристофан в комедии "Плутос" (ст. 542-544) жизнь бедняка, который вместо платья имеет лохмотья, вместо кровати-сноп соломы:

И гнилую рогожу он вместо ковра постилает, 
а вместо подушки
Он под голову камень побольше кладет, и питается
он вместо булки
Корнем мальвы, а вместо ячменных хлебов -
пересохшими листьями редьки

Пер. В. Холмского.

Платон в "Государстве" (561Е) дает не менее выразительный портрет богатого и знатного человека, отдающегося всякому нахлынувшему на него желанию: "То он кутит, приглашая флейтисток, то пьет воды и проделывает курс лечения от полноты, то предается телесным упражнениям, то лениво лежит, чуждый каких бы то ни было забот, то вдруг начинает разыгрывать из себя ученого".

Особо выделяются в источниках люди, не желающие заниматься производительным трудом, существующие на случайные заработки и государственные пособия.

Сведения такого рода послужили основой для гипотезы о том, что полис IV в. был наполнен толпами обнищавших граждан и поляризация бедности и богатства достигла в нем крайних размеров. Вместе с тем возрастает число приверженцев другой точки зрения, согласно которой, хотя все эти процессы и имели место, они все же сильно преувеличены античными авторами. Их свидетельства были своеобразной реакцией на происходящие в обществе изменения, в них больше эмоций, нежели адекватного отражения действительности.

Греческое общество данного периода находилось на пороге крупных экономических, социальных и политических сдвигов. Изменения в полисной жизни, которые готовили эти сдвиги, воспринимались современниками как нарушение установленного порядка, катастрофа. Отсюда и преувеличенное внимание к новым явлениям, их абсолютизация: ужасающая бедность, огромные богатства, неимоверные страдания как неимущих, так и состоятельных граждан. Сходную реакцию, определенную аналогичной ситуацией, можно выявить в литературе более раннего времени, например VI в., когда развивавшиеся товарно-денежные отношения внесли существенные изменения в традиционные нормы общества. Жизнь полиса тоже воспринималась тогда как цепь сплошных бедствий, несчастий, разорения и торжества богатства.

Социальная и политическая нестабильность IV в. проявилась прежде всего в серии государственных переворотов и заговоров. Спровоцированная Пелопоннесской войной кровопролитная гражданская распря на Керкире, которая в свое время потрясла Фукидида и была воспринята им как нечто небывалое и чудовищное, стала лишь началом в длинном списке внутриполисных переворотов. Почти в каждом городе были приверженцы Афин и Спарты, полисы как бы повторяли в миниатюре Элладу, раздираемую политическими противоречиями. Гражданские междоусобицы обострялись непрерывными военными действиями между полисами, причем оба конфликта влияли друг на друга, так как враждующие политические группировки имели обыкновение призывать на помощь внешних союзников. Часть исследователей связывают усиление жестокости в военных действиях не столько с военными, сколько с политическими соображениями враждующих сторон.

Социальные, внутриполитические и внешнеполитические противоречия, совмещаясь в рамках одной коллизии, сопровождались необычайным озлоблением. Ксенофонт в "Греческой истории" (IV, 2) свидетельствует, что во время переворота в Коринфе на небольшом пространстве погибло столько людей, что "они лежали огромными кучами, как лежат кучи зерна, дерева, камней".

Трагическими событиями прославился Аргос, в котором бедняки, вооружившись палками, перебили около 1200 имущих граждан, а имущество их конфисковали и поделили между собой. Этот переворот, вошедший в историю как аргосский скитализм (палка - скитал), дал повод Исократу для горького замечания: "Когда враги на время прекращают причинять им бедствия, они сами начинают истреблять наиболее выдающихся и богатых из числа своих граждан и делают это с такой радостью, с какой другие не убивают своих врагов" (V, 52).

Вопрос зачастую стоял уже не просто о победе определенной группировки, а о физическом уничтожении противников. Порой внешние враги, пришедшие на помощь союзникам в другом полисе, оказывались милосерднее, чем их сограждане.

Не избежали общей участи и ведущие полисы. Как уже говорилось, в Афинах дважды, в 411 и 404 гг., была свергнута демократия. Особенно тяжелые последствия имел олигархический переворот 404 г., совпавший с поражением полиса в Пелопоннесской войне. Аристотель сообщает в "Афинской политии" (35, 3), что олигархи погубили не менее 1500 человек, "стараясь устранить опасные элементы и желая грабить их имущество".

В 398 г. в Спарте был раскрыт и ликвидирован заговор Кинадона, юноши, не принадлежавшего к общине "равных", т. е. не бывшего полноправным спартиатом. Он и его сообщники опирались на зависимое население Лакедемона, уже давно и жестоко страдавшее от гнета полноправных спартиатов, который с войной только усилился. Когда в этой среде, пишет Ксенофонт в "Греческой истории" (III, 3, 6), "заходит разговор о спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем". Узнав о заговоре, эфоры "пришли в ужас" и поспешили арестовать Кинадона и его сторонников. Заговорщиков подвергли пыткам и мучительной казни.

Социально-политические изменения стали объектом изучения и анализа теоретиков политической мысли. Аристотель посвятил пятую книгу своего трактата "Политика" изучению и классификации государственных переворотов. Платон в "Государстве" (423А), строя модель идеального строя и давая описание государств реальных, пришел к малоутешительному выводу, что в каждом полисе теперь "заключены два враждебных между собой государства: одно - бедняков, другое - богачей; и в каждом из них опять-таки много государств".

Реакцией на происходящие события было ослабление полисного патриотизма, нарушение традиционных связей гражданина с государством. Экономические интересы некоторых кругов населения стали выходить за узкие рамки полиса. Лисий упоминает о людях, которые держатся убеждения, что всякая страна, где они имеют средства к жизни, для них отечество, о людях, готовых пожертвовать благом отечества ради личной выгоды, так как "они считают своим отечеством не государство, а богатство" (XXI, 6).

Аполитичность граждан не всегда определялась их имущественным положением, во всяком случае, когда Исократ и Демосфен возмущаются равнодушием афинян к судьбе своего города, то не связывают его с социальной и имущественной дифференциацией. Многие граждане, говорят они, даже не дают себе труда принять личное участие в войне за собственные интересы, пренебрегают военными обязанностями, если не получают за них деньги.

Наемничество, расцвет которого приходится на IV в., безусловно, способствовало разрыву связей гражданина с полисом, недаром наемников называли людьми, лишенными родины. Подолгу находясь вдали от родного государства, сражаясь за интересы чужих полисов, а иногда и иноземных правителей, они постепенно отходили от полисной системы ценностей, все больше ориентировались на связь с соратниками и командирами, на получаемое жалованье.

Пелопоннесская война способствовала тому, что в городах все чаще стали появляться полководцы и политики, противопоставляющие себя гражданскому коллективу, опирающиеся на находившиеся в их подчинении войска. Начал формироваться особый, свойственный IV в. тип политического деятеля, отличительными чертами которого были военные таланты, ловкость, пренебрежение общепринятыми нормами и традициями, честолюбие, алчность и жестокость.

Не случайно в Афинах выдвинулась такая фигура, как Алкивиад. Этот представитель знатного и богатого рода предстает в источниках весьма противоречивой личностью. В жизнеописании Алкивиада (XXIII, 15) Плутарх подчеркнул две основные черты его характеражажду первенства и победы во всем, а также беспринципность, связанную с поразительной гибкостью: "стремительностью превращений он оставлял позади даже хамелеона ... Алкивиад, видел ли он вокруг добрые примеры или дурные, с одинаковой легкостью подражал и тем, и другим". Ему было все равно, где главенствовать и какой ценой достичь первенства.

Спартанским вариантом Алкивиада можно считать полководца Лисандра, который, командуя длительное время войсками, на заключительном, решающем этапе Пелопоннесской войны одержал блестящие победы и приобрел широкую известность не только в родном полисе, но и в других греческих государствах. Сохранилось много свидетельств популярности Лисандра: была воздвигнута его статуя, поэты слагали стихи и воспевали выигранные лакедемонским военачальником сражения, возник даже культ Лисандра. Лисандр не собирался успокаиваться на достигнутом и готовил государственный переворот: он намеревался отменить наследственную царскую власть и стать претендентом на престол. Конец честолюбивым замыслам был положен неожиданной гибелью Лисандра.

Биографии Алкивиада и Лисандра интересны тем, что дают не только достаточно выразительные характеристики людей, претендующих на захват власти в полисах, но и позволяют понять условия, при которых подобные притязания имели шансы на успех. Атмосфера IV в. способствовала установлению единоличного правления в греческих городах. Подобная практика приняла такие масштабы, что стало возможным говорить о возрождении тирании, получившей название младшей в отличие от старшей, относящейся к VI в. Обе они возникли в критические для полиса периоды, связанные с ломкой установившихся норм и обычаев, с необходимостью обращаться к политическим формам, наиболее приспособленным к экстремальным ситуациям. Многие полисы IV в. прошли через тиранию в моменты повышенной военной опасности извне, сильных социальных потрясений, трудностей экономического и политического развития.

Военное поражение в Пелопоннесской войне привело к установлению в Афинах тирании Тридцати, оставившей о себе самые тяжелые воспоминания.

Несколько иная ситуация сложилась в Фессалии, которая считалась отсталой областью Эллады. Пелопоннесская война ускорила темпы ее развития, и в конце V в. Фессалия уже активно включилась в общегреческие экономические и политические процессы. Ее прежняя организация оказалась совершенно неподготовленной к этому, что и породило острые социальные разногласия. Конфликт разрешился установлением тирании.

В Фессалии было несколько тиранов, но наиболее известной и выдающейся фигурой по праву считается Ясон: при нем тирания достигла апогея могущества. Ясон, сын и преемник предшествующего тирана, правил, опираясь на сподвижников и шеститысячное наемное войско, которое было предметом его неусыпных забот. Характерно, что, уже будучи тираном, Ясон не отказывался от использования традиционных форм власти. Оставаясь единовластным правителем Фер, он добился того, что стал тагом - выборным военачальником Фессалийского союза.

Заняв эту должность, Ясон провел реформы, направленные на укрепление союза фессалийских городов, создал благоприятные условия для их экономического развития. Особенно удачна была его внешняя политика: благодаря ей Фессалия расширила свои границы и превратилась в крупное и сильное объединение, способное бороться со Спартой. Ясон мечтал даже установить господство над Элладой и возглавить общегреческий поход в Азию. В разгар подготовки планов, которые Ксенофонт назвал великими и разнообразными, тиран был убит заговорщиками (370г.).

Под властью тиранов Филомела и Ономарха укрепило внешнеполитическое положение еще одно объединение - Фокидское, где, как и в Фессалии, опорой тиранам послужило наемное войско. Чтобы добыть деньги для его оплаты, Филомел и Ономарх не остановились перед святотатством: захватили Дельфы и разграбили сокровищницу Дельфийского храма, общегреческой святыни. Примечательно, что это вовсе не смутило наемников-эллинов, и в желающих поступить на службу к фокидским тиранам недостатка не было.

Фессалия и Фокида дали примеры установления тирании в объединениях типа симполитий. Другим вариантом было получение власти в результате политических разногласий между демократией и олигархией. Так, в Сикионе, опираясь на антиолигархическое и антиспартанское движение, стал тираном Евфрон (368 г.), объявивший себя защитником и вождем народа. В роли сторонника демократии Евфрон пребывал до тех пор, пока не создал послушного ему наемного войска, деньги для этого он получил от продажи конфискованного у олигархов и сторонников Спарты имущества. Как только тиран приобрел сильную военную опору, он сразу же "разочаровался" в демократическом строе и разогнал народное собрание, распустил демократические органы правления. После трех лет господства Евфрон был вынужден покинуть полис, впоследствии его убили изгнанники-олигархи.

В Коринфе, соседе Сикиона, аристократ Тимофант попытался обратить себе на пользу противоречия между знатью и демосом, объявив себя другом народа. Не поверившие ему демократы объединились и, возглавляемые братом Тимофанта Тимолеонтом, вступили в вооруженное столкновение с наемниками Тимофанта; в одной из стычек неудачливый кандидат в тираны погиб.

Пример тирании, возникшей в результате внешней опасности, дала периферия греческого мира - Сицилия, над которой висела постоянная военная угроза со стороны Карфагена.

В 406 г. карфагеняне активизировались и разгромили союзный Сиракузам город Акрагант, второй по величине полис Сицилии. В Сиракузах началась паника, ею воспользовался молодой полководец Дионисий (в то время ему было 25 лет). Он сумел приобрести доверие народа, был назначен стратегом с чрезвычайными полномочиями, стратегом-автократором.

Спустя несколько лет ему удалось достигнуть ощутимых успехов и создать мощную сицилийскую державу, объединившую большинство греческих полисов Сицилии и Южной Италии. Дионисий сумел не только удержать власть, но и передать ее сыну, Дионисию Младшему. Дионисий Старший провел частичный передел собственности. После подавления направленного против него восстания он конфисковал имущество мятежников и часть его подарил друзьям, часть разделил между командирами наемных отрядов, часть отдал рядовым наемникам и гражданам. В Сиракузах появились неополиты (новые граждане), ими стали рабы погибших участников заговора, получившие свободу и гражданские права.

Тирания IV в. оставила заметный след не только в истории Греции, но и в ее политической теории. Единоличная власть всегда воспринималась эллинами как абсолютно неприемлемая форма правления. В VI и V вв. тирания осуждалась. В литературе появился даже нарицательный образ тирана как жестокого узурпатора, беспринципного и корыстолюбивого правителя, который приносит несчастья окружающим, но и сам наказан за это бедами в личной жизни: у него нет друзей, он не доверяет близким и живет в постоянном страхе. Софокл в "Царе Эдипе" (ст. 873) высказывает убеждение, что "спесь порождает тирана и грозное его ждет наказанье". Герой драмы Еврипида "Ион" не хотел стать тираном, ибо тот

........ рад, коль залучит
В друзья себе злодеев. Всякий честный
Тирану - острый нож. Трепещет он
В нем своего убийцы ..........

ст. 625-629. Пер. И. Анненского.

Лозунгом демократии V в. вполне могли стать слова Эсхила: лучше смерть, нежели тирания.

Историки отвергали тиранию по иным соображениям, прежде всего как форму правления, близкую к ненавистной персидской монархии. Геродот подчеркивал, что персы поддерживали тиранию в малоазийских полисах. Фукидид порицает тиранов за то, что из-за них Эллада "была задерживаема в своем развитии не совершала общими силами ничего видного" (I, 17).

В политической мысли IV в. наблюдается двойственное отношение к тирании. С одной стороны, оно традиционно оставалось негативным. Так, например, господство одного полиса над другими, пренебрежение интересами остальных греческих государств, попрание существующих норм назывались тиранией. Часто именовались тиранами Афины и Спарта. С другой стороны, явно происходила переоценка этой формы правления: она признавалась уже допустимой, а порой и необходимой. В трудах теоретиков тирания обычно бывала не очень похожа на реальную, создавался скорее некий идеализированный образ тирана как просвещенного правителя, заботящегося о благе государства. Прямо или косвенно подчеркивалось, что тирания - лишь переходная форма правления. И все же возникновение такого направления очень симптоматично. Его можно рассматривать как показатель кризисных явлений в прежней системе управления полисом, практика толкала политическую мысль на поиски новых форм организации государства.

Тиранией как режимом интересовался Платон. Он считал возможным использовать его для управления государством в переходный период от существующего полиса к полису образцовому, но в совершенном государстве места тирании уже не было. Известно, что Платон дважды посетил Сицилию по приглашению Дионисия Младшего, который утверждал, что хочет управлять согласно философским принципам. Но философ и тиран не смогли найти общего языка.

Остался любопытный документ, возможно связанный с этими поездками, - "Письма" Платона. Авторство Платона, правда, здесь ставится под сомнение: одни исследователи утверждают, что по стилю, манере письма, высказанным идеям они, несомненно, принадлежат философу, другие отрицают это. В любом случае высказанные в "Письмах" мысли о необходимости использовать тиранию, сохранив ее оболочку, но изменив содержание, облагородить тирана знанием философии или присутствием мудрого наставника близки Платону. Автор "Писем" полагает, что знания и законы смогут преобразовать существующую тиранию в хорошую форму правления.

Идеальным правлением считал единовластие современник Платона Ксенофонт. Такая позиция была тесно связана с его политическими убеждениями, отрицательным отношением к демократии. Ксенофонт-историк отмечал непопулярность тиранов в Греции, но Ксенофонт-теоретик в трактате "Гиерон" тщательно разработал систему "правильной" тирании. Он предлагает тирану провести для улучшения условий жизни в полисе три типа реформ - экономические, политические и социальные, опираться на лучшую часть общества и наемное войско; последнее, по его мнению, может быть эффективно использовано для подавления внутренних волнений и установления социального мира.

Свою лепту в теоретическое обоснование тирании внес также Исократ. В речах так называемого кипрского цикла он обращается к тиранам Кипра Евагору и его сыну Никоклу. Там впервые в греческой политической теории была высказана мысль, что положение тирана "и по божественным, и по человеческим понятиям является самым высоким и почтенным" (IX, 6). Раздумывая о том, как сделать тиранию жизнеспособной, оратор анализирует причины неудач тиранов IV в. и приходит к выводу, что их погубило неумение управлять. Подобно Ксенофонту, Исократ рекомендует тирану защищать прежде всего интересы добропорядочных граждан и безжалостно искоренять злоумышленников. Оратор явно полемизирует с установившимся в литературе отрицательным стереотипом тирана. Его Евагор и Никокл - образцы добродетели, счастливы, имеют много друзей, любимы народом, за время их правления не было ни изгнаний, ни казней, ни конфискаций.

Примечания

[+1] О различных взглядах на сущность полиса и проблему его кризиса см.: Глускина Л. М. Проблемы кризиса полиса. - В кн.: Античная Греция. М., 1983, т. 2, С. 5-42; Кошеленко Г. А. Древнегреческий полис. - Там же, т. 1, с. 9-36.

 

<< ] Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top