Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

Идеи Л.Н. Гумилева и Россия XX века

Панченко А.М.

Учение Л.Н. Гумилева и современность: Материалы Международной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения Л.Н. Гумилева: /В 2 т./ /СПбГУ; Редкол.: Л.А. Вербицкая (гл. ред.) и др.- СПб., НИИХимииСПбГУ, 2002.- Т. 1.

╚Люди - организмы, живущие в коллективах, возникающих и исчезающих в историческом времени. Эти коллективы - этносы, а процесс от их возникновения до распада - этногенез. У всякого этноса есть начало и конец, как есть начало и конец у человека. Этнос рождается, мужает, стареет и умирает. Обычно к истории прилагаю! две формы движения вращательную, породившую в древности теорию циклизма... и поступательную, характеристика которой, увы, постоянно сопровождается оценками ╚выше-ниже╩, ╚лучше-хуже╩, ╚прогрессивнее-регрессивнее╩. Попытка их объединить породила образ спирали. Но есть и третья форма движения - колебательная. Тронутая струна на скрипке звучит и смолкает, но в ее движении нет ни ╚переда╩, ни ╚зада╩ Именно эта форма движения - затухающая вибрация - отвечает параметрам этнической истории.. Принцип этнологии прост. Каждый этнос - или скопление этносов, суперэтнос, - возникает вследствие микромутации, изменяющей бытующий стереотип поведения, то есть мотивацию поступков, на новую, непривычную, но жизнеспособную... Возникший этнос проходит фазы подъема активности, перегрева и медленного спада за 1200-1500 лет, после чего либо рассыпается, либо сохраняется как реликт -состояние, в котором саморазвитие уже не ощутимо╩.

Такова в краткой цитации теория этногенеза, созданная Л.Н.Гумилевым четверть века назад. Судьба ее типична для всякой новой, крупной и не праздной идеи: сначала неприятие, замалчивание, издательские препоны, иначе говоря, всяческое поношение и утеснение (притом в жестоком и подозрительном к свободному разуму обществе), затем постепенное привыкание и, наконец, признание (искреннее либо вынужденное - это дело второстепенное). Последние годы - годы торжества теории этногенеза. Она изложена в нескольких книгах Л.Н.Гумилева, выпущенных буквально одна за другой разными издательствами и мгновенно разошедшихся (╚Этногенез и биосфера Земли╩, ╚Древняя Русь и Великая степь╩, ╚Чтобы свеча не погасла╩), она изложена и в курсах лекций, которые Л.Н.Гумилев вел по радио и телевидению. Ныне читателю предлагается новая его книга, на сей раз ее предмет - великороссы. Быть может, краткое предуведомление к ней будет небесполезным.

Отвлеченные понятия, разумеется, нераздельны с предметом - в данном случае с историей, климатом, ландшафтом, этническим окружением, этническими контактами и проч. Но отвлеченные идеи с предметом и неслиянны. Между ними - большая или меньшая дистанция Выбор ее для ученого, предпочитающего не прагматическое описание, не каталог фактов, а умозрение и толкование - главнейшая и труднейшая задача. Если дистанция чересчур велика, наблюдатель сумеет разглядеть лишь самые общие очертания процесса, настолько общие, что его теория станет ╚подслеповатой╩ и утратит смысл. При дистанции слишком короткой есть опасность затеряться в пестроте жизни, спасовать перед нею, попросту говоря, ничего в ней не понять. Удалась ли Л.Н.Гумилеву та вожделенная ╚мера╩, которую превыше всего ценил АристотельN На мой взгляд, удалась. Во всяком случае, в нынешнем историософском запасе нет идей, которые могли бы конкурировать с теорией этногенеза. Никто не отважится сказать, откуда берутся и куда деваются этносы (если угодно, нации, народы, народности), - никто, кроме Л.Н.Гумилева. А ведь они берутся и деваются...

Каждый, знакомый с историей идей (исключая пустопорожние), знает, что с течением времени они редуцируются. Из Платона и Аристотеля, Гегеля и Канта, Шопенгауэра и Ницше остается не все, но остается нечто (это касается и мыслителей поскромнее). Бренный человек - не Господь Бог, а лишь образ и подобие Божие, полнотой истины он не обладает, ему доступна лишь ее доля. Исключений из этого правила нет. Дело в том, что отвлеченности зависят не только от силы интеллекта и духа, но также от эпохи и общества, от условий, которые выпали на долю создателя отвлеченностей. Конечно, списывать на эпоху, даже на жестокую, хамскую и рабскую, в которой довелось жить нашим отцам и нам, собственные грехи - это малодушие и лукавство. ╚Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа; равно и призванный свободным есть раб Христов╩ (1 Кор. 7,22). Но воплощение дарованной человеку свободной воли, особенно воплощение творческое, совершается в эпохальной и национальной культурной ауре. Это надлежит учитывать при знакомстве со всякой теорией.

Л.Н.Гумилеву, родившемуся в 1912 году в Царском Селе в семье замечательных поэтов ╚серебряного века╩, пережившему в отрочестве расстрел отца, пришлось полной мерой хлебнуть горя. 10 март 1938 года его арестовали (за чтоN - вопрос нелепый), посадили в ленинградские Кресты, дав пятилетний срок. Отбыв его ╚от звонка до звонка╩, Л.Н.Гумилев успел и повоевать: он служил в зенитной артиллерии и брал Берлин. По возвращении в Питер для него вроде бы началась нормальная жизнь (удалось поступить в аспирантуру), но вскоре воспоследовала опала А.А.Ахматовой, по тогдашнему подлому обыкновению тотчас отразившаяся на ее сыне. В конце 1947 года Л.Н.Гумилева с формулировкой ╚за неучастие в общественной работе╩ отчислили из Института востоковедения Академии наук (хотя и с аспирантскими экзаменами, и с диссертацией он управился до срока). Пришлось служить библиотекарем в сумасшедшем доме на 5 линии Васильевского острова. Правда, в 1949 году в Университете удалось защитить диссертацию, и Л.Н.Гумилев стал кандидатом исторических наук (с 1961 гоца он доктор исторических наук, а с 1974-го и доктор географических наук). Но уже в начале ноября того же 1949 года его снова арестовали. Приговор гласил: десягь лет. Неволя кончилась в мае 1956 года, - разумеется, ╚полной реабилитацией╩.

Пятнадцать лет, притом лучших лет, Л.Н.Гумилев был лишен того, что составляет насущный хлеб ученого, - книг по специальности. В тюрьме и лагере не навести простейшую справку, там даже энциклопедия Брокгауза и Эфрона недоступна (в ╚шарашках╩, конечно, книгами снабжали, однако в ╚шарашках╩ Л.Н.Гумилев не бывал). Неволя вообще несовместима с прагматическим знанием, запоминанием и заучиванием. Как-то мы с Л.Н.Гумилевым заговорили о ╚Графе Монте-Кристо╩. ╚Хороший роман, - сказал он, - только Эдмон не мог в замке Иф выучиться языкам, каким бы блестящим педагогом ни был аббат Фарриа. Я в лагерях пытался учить языки - было от кого, - и все без толку. А те, которыми занимался на свободе, помню╩.

Неволя определяет и тематику, и, так сказать, методологию творчества, в чем всякий может убедиться при чтении писателей-узников: Кампанеллы, Максима Грека, протопопа Аввакума, Сильвио Пеллико, Варлама Шаламова, Солженицына - и Л.Н.Гумилева. Узникам не возбраняется вспоминать, тосковать, надеяться и размышлять - о себе и близких, о друзьях и врагах, а также о высоких материях. Не возбранялось это и Л.Н.Гумилеву; он сочинял стихи, а также по силе-возможности обдумывал первую свою книгу - ╚Хунну╩ (она вышла в свет в 1960 году) - и даже писал ее, когда его освободили от общих работ. Л.Н.Гумилев - долголетний узник, он судьбою был обречен либо на художественное творчество, либо на отвлеченности. Попробовав то и другое, он сосредоточился на отвлеченностях. Теперь ясно, что он сделал правильный выбор.

На лагерных нарах, как ныне всем известно из сочинений узников ГУЛАГа, хотя бы из Варлама Шаламова, краснобаи для развлечения блатной и неблатной братии ╚толкают романы╩. Их Л.Н.Гумилев помнит до сих пор. Был, например, ╚роман╩ про лихого жулика Ваську Немешаева, который ╚украл у Зиновьева именного коммунистического козла с золотыми рогами╩. Герой другого ╚романа╩, с названием ╚Меря╩, быть может заимствованным у Лермонтова (имеется в виду не финно-угорское племя, а женское имя Мэри), ╚бросил американского оперуполномоченного со 101-го этажа, и он упал в ассенизационный обоз, где было сто бочек с дерьмом╩. Тут слушателю полагалось спросить: ╚Откуда столько дерьмаN╩ Рассказчик пояснял не без дидактической язвительности: ╚А ты что, не знаешь, что белый хлеб и колбасу американцы жрут каждый деньN╩ Вот цитата, по которой можно составить представление о ╚романах╩: ╚По главной улице Африки ехал американский герцог Карл...╩

Этот абзац я написал вовсе не для аппликации. Основной массив пореволюционной культуры - ╚роман╩, волшебная сказка, мифотворчество. О, я бесконечно далек от того, чтобы поставить крест на всей этой культуре. Весомый вклад внесли в нее те, кто учился и научился до революции. Достаточно вспомнить поэтов - Есенина и Клюева, Ахматову, Пастернака и Мандельштама (между прочим, Л.Н.Гумилев был девятым из того десятка слушателей, кому Мандельштам прочел роковое стихотворение о ╚кремлевском горце╩). Неплохо потрудились и те, кто возмужал после 1917 года, например, Заболоцкий и Твардовский. Но речь не о них - речь о ╚легионе╩, создавшем ╚роман╩ о светлом будущем и светлом настоящем. Пели: ╚Мы рождены, чтоб сказку сделать былью╩ - и втиснули быль в прокрустово ложе волшебной сказки с ее жесткой, очень жесткой, как мы знаем из книг В.Я.Проппа, конструкцией, не допускающей особых вольностей. Не зря же в советском кинематографе главная тема - тема Золушки, которая становится принцессой. Сколько таких ролей заставили сыграть бедную красавицу Любовь Орлову! Она была щедро и разносторонне одарена и, право, заслуживала лучшей участи. В одном из фильмов ей, в качестве советской ╚принцессы╩, пришлось ╚рулить╩ в ночном московском небе в открытом автомобиле. Ни дать, ни взять - ╚американский герцог Карл╩.

Все это можно понять и простить: история пореформенной России, включая советский период, - это, между прочим, история перехода из низших сословий в высшие. Такой переход в разное время пережили (и переживают до сих пор, поскольку равенства не существует) все христианские страны. Коль скоро речь шла о кинематографе, напомню о голливудской звезде 30-40-х годов Дине Дурбин. Это типичная Золушка, в ленте ╚Первый бал╩ она даже туфельку теряет, а потом выходит замуж за сына миллионера, американского ╚царевича╩. Пока сюжеты волшебной сказки остаются в сфере развлекательного, ╚проективного╩, позволяющего забыть о житейских невзгодах искусства, пока они реализуются в жанре комедии, - беспокоиться нечего. Но когда такие сюжеты подчиняют себе действительность, тогда начинается трагедия. Так и произошло в несчастной России.

Революции у наших европейских соседей, что английская, что французская, укладываются в тетраду: ╚переворот - гражданская война - диктатура - реставрация╩ (потом, подобно раскатам эха, грохочут новые социальные взрывы, но меньшей силы).

В России реставрации не было - и не будет, что бы ни твердили наследник престола великий князь Владимир Кириллович и его сторонники. Конечно, сейчас возвращают старые названия, трехцветный флаг развевается над русскими забубёнными головушками. Церковь воспрянула духом, царей стали хвалить, даже тех, кто похвалы не заслуживает, - однако все это паллиатив. Трон не вакантен, трон упразднен.

В чем причины русского усечения классической схемыN Во всей полноте они вряд ли будут вскрыты и описаны, ибо возможности человеческого разума ограниченны, и русская революция пребудет вечной загадкой. Впрочем, кое-что бросается в глаза, и прежде всего межсословная непримиримость. Французскому королевскому дому и дворянству в 1790-е годы пришлось испить горькую чашу, но все же дворянство так или иначе уцелело, и доныне во Франции благополучно живут титулованные семьи. Что до России - она дворянство утратила, уничтожила, хотя оно сопротивлялось гораздо слабее, нежели французское. На Западе сословия в конечном счете поладили - на чем? Быть может, на общем интересе - на буржуазности, столь чуждой России. Пусть стержень буржуазности - корысть, но западная корысть, католическая и в особенности протестантская, сопряжена с индивидуализмом и предполагает (в кругу порядочных людей) уважение к чужой корысти и вообще к чужой свободе. Человек, считающий свой дом своей крепостью, признает такое же право за соседом. В этом есть эгоизм и равнодушие, но есть и собственное достоинство, и уважение к ближнему; в этом, пожалуй, есть ощутимая нехватка братской любви, но ведь мы помним о Каине и Авеле, первых братьях на Земле...

Культура и наука не могут существовать без состязательности - значит, и без терпимости. Именно терпимость презиралась и отвергалась в советскую эпоху. В лучшем случае ее трактовали как слабость, ╚мягкотелость╩, чаще же как измену. Жестокость стала добродетелью: ╚Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо...╩; оппонент рассматривался как враг, которого надлежит разоблачить и уничтожить. Все это выросло на почве межеумочиости и связано с кризисом и разложением крестьянской культуры. О ее распаде говорили Чехов и Бунин, но их не хотели слышать. Некрасовская максима ╚В рабстве спасенное Сердце свободное - некрасовская максима ╚В рабстве спасенное Сердце свободное -Золото, золото Сердце народное!╩ воспринималась в качестве истины, и в канун революции культура устами босяка (!) продолжала твердить: ╚Человек - это звучит гордо╩. Между тем надвигалось окаянное время.

В конце 1899 года в Ялте поселился небольшой, но вполне добропорядочный литератор Михаил Константинович Первухин, страдавший чахоткой. Здесь он стал редактировать местную газету ╚Крымский курьер╩ и, конечно, близко познакомился с Чеховым. Обоих одолевали графоманы, Чехов по доброте душевной им мирволил и с одним из них, приславшим ╚Повесть о том, как адна кнегиня ис правадником Асланом хвосты трепала╩, упросил Первухина повидаться. Редактор ╚Крымского курьера╩ вспоминает: ╚Я последовал совету Чехова, вызвал в редакцию ╚самородка╩, долго объяснялся с ним и потом должен был дать отчет о разговоре самому Чехову.

... Мальчик шестнадцати или семнадцати лет. Служит подручным в кузнечном заведении, стоящем на краю города. Учился в деревенской школе. Одержим страстью писать стихи, говорит стихом. Дошел до того, что кажется маньяком: подбирает рифмы к каждому услышанному слову.

- Мне кричат:
- Тащи воду!
- А я отвечаю:
- Я принес бы воду
Для крещеного народу.
Да к воде нету ходу
За неименьем броду!

...Маленького роста, кривоногий, с низким звериным лбом, приплюснутым носом и выпяченными губами, с вытянутым редькою черепом, весь какой-то корявый. От хозяина получает угол там же, в кузнице, еду, обноски платья и три рубля в месяц. С трудом читает, - читает только газеты. И вот - он исписывает стопы бумаги повестями... из великосветской жизни. Его ╚персонажи╩ - графини, княгини, баронессы, графы, бароны, миллионеры, банкиры-"американе". Чушь получается, понятно, невообразимая. Но мальчишка упорно стоит на своем: пишет, рассылает по редакциям, ждет ответа, обижается, пишет уже дерзкие письма, грозит ╚бросить боньбу╩, то есть ╚бомбу╩.

Чехов и сам беседовал с мальчишкой (разумеется, обращаясь к нему на ╚Вы╩), допытывался, почему тог не пишет о том, что знает, о рабочих кузницы, о татарах и греках, которые туда приходят.

╚Очень нужно кому?! - фыркает ╚самородок╩. - Рабочие -они рабочие и есть! Одно слово - рабы! А татары - баранья лопатка!╩

Прошу прощения за длинную цитату, но эта история, больше печальная, чем смешная, приближает нас к сути дела. Пусть ялтинский ╚самородок╩ - выродок, но и самородкам без кавычек, одаренным и усердным, после революции была уготована незавидная участь. Вопрошающий природу крестьянин привык к тому, что на всякий вопрос есть только один ответ: село солнце в тучу - жди ненастья, если выпала обильная роса - будет вёдро, и т.п. Когда деревенский юноша уходит учиться в город, ему предстоит психологическое потрясение. Он узнает, что на многие вопросы есть разные ответы, а иные проблемы вообще неразрешимы. В состязательной культуре такое потрясение изживается без особых последствий, и тогда нация вправе рассчитывать на явление Ломоносова. Он учился и в Москве, и в Марбурге, он мог сравнивать и выбирать, значит -мог творить.

После революции педагогическая ситуация кардинальным образом изменилась. Взыскующему знаний внушали, что существует ╚единственно верное╩ учение. Бога нет, а есть основной вопрос философии (почему основной?), а точнее, основной ответ - о первичности материи и вторичности сознания. Есть наука (пролетарская) и лженаука (буржуазная), и примирение между ними невозможно. Результат неизбежен - явление не Ломоносова, а Лысенко, единый глоттогонический процесс и четырехэле-ментный анализ Марра (который в дореволюционные годы в науке сделал очень много), отрицание кибернетики и т.д. и т.д. Результат известен: официальная и официозная наука и культура превратилась в ╚роман╩, который сумел наконец пустить в свет тот самый ялтинский мальчишка. Таково правило, хотя были, конечно, исключения.

К таким исключениям принадлежит Л.Н.Гумилев. В функциональном смысле его теория этногенеза - это здравая и мужественная оппозиция тому учению, которое ╚всесильно, потому что верно╩. Тюрьмы и лагеря не всех сломили. Лучших они закалили, научили самостоянию, Укрепили в борьбе. В теории этногенеза есть также эмоциональная сторона. Эта теория утешительна: если этносы, подобно людям, рождаются и умирают, если так было и так будет, то нечего бояться, ибо есть вещи похуже смерти. Ее-то больше всего страшилось ╚всесильное╩ учение, так страшилось, что запрещало описывать смерть. В этом было предчувствие неизбежной гибели. Мир его праху.

 

<< ] Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top